Там не будет Мэйс.

Мысль о ней вызывает тупую боль в груди. Я ощущаю себя раненым, как Эн. Но рано или поздно эта рана затянется, а пока я не хочу о ней думать.

– Тогда что ты будешь делать? – интересуется Хар.

– Найду работу и жилье. Буду наслаждаться жизнью.

А заодно искать все про едхову установку на дне океана.

– Во всей этой ситуации есть свои плюсы, – говорит Кьяна. – Отец больше не диктует тебе условия, поэтому ты можешь встретиться с Вирной.

После ее слов в комнате воцаряется тишина.

Вот и не думай после такого о Мэйс.

– Нет, – отвечаю как можно спокойнее, хотя внутри будто снова вспыхивает вулкан. Пока что маленький, но готовый исторгать потоки лавы.

– Но почему?

– Мэйс отказалась от меня. Это не обсуждается.

– Вирна отказалась от тебя под давлением твоего отца.

– Пусть так.

– Вы должны поговорить!

Мы уже поговорили. Там, возле домика Зорга. Когда она забирала своих девчонок вместе с белобрысым. Мы с ней все друг другу сказали.

– Он ее запугал!

– Мэйс не из пугливых, Кьяна. Она не испугалась Ромины, наверняка, не испугалась и Диггхарда К’ярда. Она просто определилась со стороной. Я ей не интересен.

– Это не так! Я видела ее взгляд, каким счастьем сияют ее глаза, когда ты рядом. Ты ей не просто интересен, ты для нее тот самый, особенный.

Кьяна, видимо, решила меня окончательно добить, потому что ее слова бьют по самому больному. Мне хочется зло рассмеяться или заставить ее прекратить, но мой ответ застревает в горле, будто кость.

– Ты прав в одном, – продолжает она: – Вирна очень смелая и гордая, чтобы просить о помощи. С ней что-то происходит, Лайтнер! Что-то нехорошее.

– Это. Не. Мои. Проблемы, – чеканю каждое слово. – Мы больше не станем поднимать тему Мэйс.

– Ты невыносимый! – М’эль вскакивает с дивана, ее глаза вспыхивают, зрачки вытягиваются. – Почему все парни такие черствые и невыносимые?! Знаешь, тебе удалось меня убедить. Ты не должен с ней встречаться и снова делать ей больно. Вирна этого не заслужила!

Она уходит, хлопнув дверью, а Хар бросает на меня сердитый взгляд и уходит за ней. Надолго, потому я что успеваю дойти до окна и рассмотреть все красоты Четвертого. Отсюда виден краешек парка, высотки с неоновыми вывесками, которые в пасмурную погоду горят весь день. Я понимаю, что хочу себе такую же квартиру. Жить одному, быть свободным.

Возвращается друг без Кьяны.

– Не остыла? – спрашиваю я.

– Остыла, но не хочет тебя видеть, пока ты ведешь себя как едх.

– Взаимно. Когда перестанет вести себя как маруна, тогда и сможем нормально поговорить. Как ты ее терпишь?

Черты лица Хара заостряются:

– Полегче, брат. Ты говоришь о моей девушке.

– Мне надоело, что все говорят, что мне делать и куда идти.

– Вирна ее подруга. Была. Мне жаль.

Мы молчим, и кажется, одновременно закрываем эту тему. Потому что Хар говорит:

– Кое-что не сходится, Лайт.

– Что именно?

– Ты сказал, что собирался сбежать от Шадара. – Взгляд Хара пронизывает как зимний ландорхорнский ветер. – Куда? К Зоргу?

– Нет. Я собирался покинуть Ландорхорн.

– Покинуть?

– Уплыть отсюда.

– Но это безумие. До ближайшей цивилизации тысячи энтваллов… – Он осекается. – Есть что-то еще?

Я смотрю на Хара и не понимаю, почему не доверил ему тайну Эн раньше.

– Да. Я собирался сделать это не один.

Друг слушает мой рассказ про знакомство с раг’аэной и ни разу не перебивает. Он долго молчит, даже когда заканчиваю, и я не выдерживаю первым:

– Что скажешь?

– Что тут сказать? Звучит безумно, но это многое объясняет. Например, то, как вы с Мэйс добрались до берега в тот шторм. А еще твой побег. С помощью океанской бабочки ты действительно мог бы сбежать из Ландорхорна, почему передумал?