Мы ехали быстро, без остановки по большой кольцевой дороге, преодолевая километр за километром большой московской автострады на максимальной скорости35.
Через три с лишним часа мы добрались до пункта назначения. Подъехали к КПП. Анатолий открыл окно, дал дежурному свою левую руку, чтобы тот вычитал информацию с вживленного чипа. Выданной информации с его чипа было достаточно. Нас пропустили. У Анатолия был заранее подготовлен спецпропуск. Вопросов обо мне не было. Когда он открыл окно, я услышала шум. Доносились дальние взрывы, только уже значительно больше. Прорыв блокады велся полным ходом. Окошко закрылось, и взрывы стали почти не слышны. Проехали мы недалеко. Остановились мы рядом с многочисленным скоплением автомобилей. На очень большой автостраде стояло огромное количество грузовых автомобилей и фур. Легковых автомобилей было мало.
– Дядя Толя! – начала я. – А почему так много машин стоит?
– Они тоже поедут на восток, как и мы, – ответил Анатолий.
– А они за чем поедут?
– За товарами для Москвы. Все товары привозят сюда издалека. Вот на таких грузовиках.
– Они огромные. Намного больше нашей машины.
– Конечно, больше. Они же возят много товаров. Москва – очень большой город. Здесь много людей живут, поэтому нужно много товаров.
Мы ждали еще около часа. Наша машина стояла по направлению на восток, и в небе было видно, как летят ракеты и самолеты. Работали все системы ПВО И ПРО. Лазеры работали почти без остановки. Сбивались летающие объекты, падали обломки. Я со страхом смотрела в небо, при этом удивлялась.
Вдруг я заметила, что Анатолий сложил свои руки в один кулак и начал что-то шептать, смотря в небо. Он читал молитву. Ему тоже стало страшно. Но не за себя, а за меня. Моя жизнь для него была дороже всего на свете. За молитвой он заметил, что я на него смотрела. Он понимал, что мне страшно, и погладил меня по голове, не прерывая молитвы. Это малость притупило мою тревогу. Далее он взял меня за руку и держал до тех пор, пока поток машин не начал движение.
Движение открыли. Хотя боевые действия продолжались, но уже не так активно. Мы тоже потихоньку встроились в поток машин. И поехали, медленно ускоряясь. Анатолий продолжал тихонько молиться, постоянно оглядываясь по сторонам. Он оглядывался, потому что боялся падения обломка, снаряда или ракеты. Состояние дороги было плохим, частично разрушенным. Огромные фуры, преодолевая заделанные ямы от бомбежки, постоянно шатались и раскачивались. Порой они качались так сильно, что возникало ощущение, словно вот-вот опрокинутся набок. Если бы такое случилось, то произошла бы непреодолимая пробка, избавиться от которой было бы крайне сложно в условиях ведения активных боевых действий. В целом машины двигались медленно, не превышая сорока километров в час. Я посмотрела направо. Вдали шли бои между роботами. А вдоль дороги, рядом, выстроилось огромное количество боевых машин, защищавших нескончаемый поток грузовиков. Враги пытались атаковать дорогу всеми силами. На нас буквально сыпался град снарядов и ракет. Однако наши войска оборонялись как могли, буквально превосходя самих себя. Проявляли чудеса героизма. Сбивали абсолютно все вражеские снаряды, окрашивая небо огненными вспышками. Осколки падали, как град в грозу36. Все понимали: если попадет хоть один снаряд на дорогу, то это может остановить движение. А если остановится движение, то поставка товаров сорвется, и это может вызвать гуманитарную катастрофу в Москве. Выглядело, конечно, круто для взрослого человека, но меня, маленькую девочку, это пугало. Это уже было совсем другое ощущение, ужасное по сравнению с тем, что я испытывала, находясь в военной части. Казалось, мы проезжаем врата ада.