4 июня и 20 июля я удачно посетил концерты, набирающих обороты «Sex pistols» и новой манчестерской панк – команды «Slaughter and the dogs» во Фри Трейд Холле.

А четвертого июля этого года случился один из самых заметных для меня, после давней поездки в Куско, дней: я побывал в Лондоне на живом выступлении «Ramones». Вернувшись в Манчестер, я загадал на каникулах, объединившись с друзьями, поехать в Нью-Йорк на Манхэтем и там посетить клуб CBGB. Один из моих лондонских знакомых очень лестно отзывался о молодой группе «Television» и его пылкие рецензии в адрес их первого сингла очень меня заинтересовали. Итак, панк и нью-вейф отныне рулят мной!

Первого августа, в день окончания 21-х Олимпийских игр в Монреале, мои предки отправились в очередную научную поездку на север Боливии, хотя с девятого июня там было очень неспокойно. В ответ на стихийные забастовки в горнорудных районах страны, президент Боливии Уго Бансер для подавления мятежа поднял на ноги правительственные войска. Перед отъездом, нагнав на себя серьезный вид, мать наказала мне – «Ама суа, ама льулье, ама келья», что на языке кечуа обозначает главные жизненные принципы – «Не воруй, не лги, не ленись».

На что я пожелал Пача-Маме и Инти (иногда я называл свою мать и отчима именами индейских главных богов) обязательно найти таинственный город инков Пайтити и привезти мне оттуда подарок в виде золотого изображения Виракочи. На том мы и расстались и обещали друг другу встретиться не ранее начала сентября в Лондоне.

В воскресенье восьмого августа, после телефонного разговора с матерью, я купил авиабилет компании Aurigny Air Services и с тяжелым сердцем, вылетел на злополучный остров Saligia, который последний раз посещал, когда мне было девять лет.

Что я помню о Saligia? Я помню скалистую бухту Лок и десятки малых лодок, прогулочных яхт и пароходиков в порту, песчаный белый пляж перед отелем моего отца и конечно же старую церковь Св. Иакова. У отца был свой двухэтажный роскошный дом на главной улице королевы Анны, в котором он и проживал до сего времени в покое и довольстве. Его отель приносил неплохой доход и учитывая, что отец не был обременен семейными и иными обязательствами, могу сказать, что он мог считать себя далеко не бедным человеком. Главным его увлечением после живописи был гольф и насколько мне известно, он был одним из почетных членов местного гольф-клуба. Также, насколько я помню, у него была небольшая яхта, на которой он любил выходить в открытое море на ловлю макрели, камбалы и устриц. В общем, жизнь у моего папаши протекала как в инкубаторном уголке земного Рая: тихо и без происшествий.

Еще из своей поездки десятилетней давности я помню, как дружил целое лето с десятилетней дочерью друга отца. Хотя в то время мы были маленькими, и теперь я думаю, она уже давно превратилась во взрослую симпатичную девушку. Как – то, наблюдая за нашей прогулкой по берегу моря, отец вслух заметил своему молчаливому другу:

– Дэвид, ты не думал о том, что когда-нибудь из моего парня и твоей малышки вышла бы отличная пара?

Я не помню, что ответил моему отцу его друг Дэвид, но точно помню, что я был тогда по-детски наивно влюблен в его единственную дочь. С тех пор я вырос и как всякий молодой парень влюблялся бессчетное количество раз. Кто-то из девушек отвечал мне взаимностью, а кто-то из них лишь посмеивался над моей настойчивостью. Когда мне надоедало петь дифирамбы очередной смазливой пассии, я отправлялся с верными друзьями в злачные притоны и упивался страстью молоденьких мексиканских проституток. Общение с ними мне давалось легко, учитывая мое неплохое знание испанского. Иногда я их особенно удивлял какими-нибудь яркими возгласами на кечуа. В общем, я всегда любил привлекать к себе внимание. Это у меня от моего отчима Рэйли Стилса. Ну почему не он мой родной отец?