Экклс оглядел командиров трех больших шлюпок. Все трое кивнули, Экклс продолжал:

– Мистер Хорнблауэр в ялике подождет, пока атакующие закрепятся на палубе. Тогда он высадится на грот-руслень, с правого или с левого борта, как сочтет нужным, и тут же поднимется по грот-вантам, не обращая внимания на то, что происходит на палубе. Он должен отдать грот-марсель и быть готовым по команде выбрать шкоты. Я сам или мистер Сомс в случае моей гибели либо смертельного ранения пошлет двух матросов к штурвалу. Течение вынесет нас из устья, а «Неустанный» будет поджидать сразу за пределами досягаемости береговых батарей.

– Есть замечания, джентльмены? – спросил Пелью.

Тут-то Хорнблауэру и следовало заговорить – не раньше и не позже. Слушая Экклса, он ощутил липкий тоскливый страх. Марсовый из него был никудышный. Он не обладал ни обезьяньей ловкостью, ни сноровкой опытного моряка, боялся высоты и очень не любил лазить по реям. В темноте ему было неуютно даже на реях «Неустанного», и мысль о необходимости взбираться на мачту совершенно незнакомого корабля повергала его в ужас. Он чувствовал себя абсолютно непригодным к исполнению возложенной на него задачи и должен был немедленно сообщить о своей непригодности. Однако он упустил момент – слишком уж спокойно остальные офицеры приняли план. Хорнблауэр взглянул на их уверенные лица. Никто не обращал внимания, и ему страшно не захотелось выделяться. Он сглотнул, даже открыл рот, но никто по-прежнему на него не смотрел, и возражения замерли у него на губах.

– Очень хорошо, джентльмены, – сказал Пелью. – Мистер Экклс, переходите к подробностям.

Теперь было поздно. Экклс, разложив карту, показывал курс среди мелей и илистых отмелей Жиронды, пространно разъяснял положение береговых батарей и связь между Кордуанским маяком и расстоянием, на которое «Неустанный» сможет подойти при свете дня. Хорнблауэр слушал, пытаясь сосредоточиться вопреки своим страхам. Экклс закончил, и Пелью отпустил офицеров, сказав напоследок:

– Теперь, джентльмены, вы знаете свои обязанности и можете приступать к подготовке. Солнце садится, а дел у вас много. Назначить команду шлюпок, проследить, чтоб все были вооружены, чтоб шлюпки были снабжены всем необходимым на случай непредвиденных обстоятельств. Каждому объяснить, что от него потребуется.

Хорнблауэру пришлось к тому же попрактиковаться в подъеме на грот-ванты и продвижении вдоль грот-марса-рея. Он проделал это дважды, заставляя себя совершить трудный подъем по путенс-вантам, которые отходят от грот-мачты вверх, так что несколько футов приходится взбираться под отрицательным углом. Все это давалось ему с большим трудом, двигался он медленно и неуклюже. Встав на ножной перт, Хорнблауэр двинулся к ноку рея. Перт крепился к нокам рея и висел в четырех футах ниже его. Чтобы отдать удерживающие парус сезни, надо было, держась за рей, поставить ноги на перт и переступать по нему, сжимая рей под мышками, что Хорнблауэр и проделал дважды, перебарывая тошноту, которая то и дело накатывала при мысли о стофутовой пропасти под ногами. Наконец, нервно сглатывая, он перехватил руки на брас и заставил себя соскользнуть на палубу – это будет самый удобный путь, когда придет время выбирать шкоты на марселе. Спуск был долгий и опасный.

Хорнблауэр вспомнил, как, впервые увидев матросов на мачте, подумал, что подобный трюк в цирке вызвал бы у публики восторженные ахи и охи. Он спустился на палубу, совершенно не удовлетворенный собой. Его преследовала навязчивая картина: когда приходит время повторить этот трюк на «Папийоне», он не удерживается, срывается и летит вниз головой – несколько кошмарных секунд в воздухе и, наконец, громкий удар. А ведь успех операции зависит от него (как, впрочем, и от всех остальных): если вовремя не отдать марсель, корвет не наберет скорости, необходимой для управления рулем, сядет на одну из бесчисленных мелей в устье реки и будет с позором захвачен французами, половина команды «Неустанного» попадет в плен или будет перебита.