– А как?

В её глазах засветился интерес. Неужели не боится? Может, домашние дети не такие зашуганные, как мы? Я подвёл Никки к витрине и показал на патрульного, дежурившего на улице.

– Видишь дяденьку?

– Ага.

– Тебе надо позвать его сюда, внутрь.

Никки повернулась ко мне, вытаращив глазёнки. Вот и испуг.

– Но он же далеко! Я не хочу выходить одна! – она покосилась на полки, за которыми должна быть её мама.

– И совсем не далеко. Тебе только надо перейти эту маленькую площадь.

– И что я ему скажу? Дяденьке-патрульному?

Ну вот, уточняет. Значит, согласилась.

– Скажи, что в магазине какой-то дяденька обижает мальчика.

– Он тебя обижал?

Пока нет, но скоро будет.

– Обижал. Поэтому, пожалуйста, позови дяденьку полицейского! А я прослежу, чтобы этот тип никуда не делся.

– Нет, я без тебя не пойду!

– Никки. Ты же взрослая! – мы все считаем себя взрослыми, и никто не имеет права посягать на наше мнение.

Девочка размазала кулаком слёзы по лицу и кивнула.

– Хорошо.

– Повтори, что нужно сказать?

– Злой дяденька обижает в магазине мальчика.

Слова “пристаёт” она, скорее всего, ещё не знает. Так что сойдёт.

– Умница! А теперь иди, – я бросил быстрый взгляд в сторону её мамы, подвёл девочку к выходу и открыл дверь.

К счастью, витрины здесь стеклянные, так что мне прекрасно видно, как Никки подошла к полицейскому и что-то ему сказала. Судя по изменившемуся выражению на лице мужчины – сказала то, что надо. Коп взял девочку за руку и быстро пошёл в сторону магазина. Так, пора действовать.

К счастью, я знаю, насколько я смазливый. В детдоме это быстро дали понять. И драться я тоже научился довольно быстро. Точнее, выбора у меня не было. Поэтому, подойдя к мужчине, я, сделав самое невинное выражение лица, спросил:

– Дяденька. А вам видно: там, на верхней полке, паровозики или самолёты?

“Дяденька” обернулся и смерил меня взглядом.

– И то и то есть.

– Вы врёте, дяденька. Там только паровозы!

– Тебе нравятся паровозы?

– Поднимите меня пожалуйста, я сам посмотрю!

– Поднять тебя?

Кажется, я слышал, как хлопнула входная дверь. Надо поторапливаться.

– Да, поднимите! Хочу па-ро-возик!

Несколько мгновений он раздумывал. Я начал подпрыгивать на месте, делая вид, что пытаюсь заглянуть наверх.

– Ладно, иди сюда.

Я послушался. Мужчина взял меня на руки. Вовремя. Между стеллажами появился патрульный. Позади него всё ещё всхлипывала Никки. Я закричал.

– А-аа! Помогите! Дяденька, не трогайте меня!!! – и начал брыкаться руками и ногами.

– А ну, отстань от ребенка, скот! – патрульный побежал к нам. Никки заревела в голос.

Прежде чем меня “освободили”, я успел отхватить от мужика оплеуху.

Из-за глупой мамаши Никки я задержался в магазине дольше необходимого – пока она кидалась на задержанного, я успокаивал девочку. И только хотел улизнуть, один из вызванных полицейских поинтересовался моими родителями. Сбежать не получилось. Меня увезли в участок и спустя несколько часов вернули в детдом. А через месяц за мной пришли. Кто же знал, что в этом магазине есть камеры наблюдения? Или копы меня сами сдали…

Так я оказался в организации.

В мои неполные двенадцать лет мне предложили работу на полставки. И, что важнее, возможность переехать из детдома в служебное общежитие и забыть про школу-интернат. Теперь я был почти как все нормальные дети: ходил в обычную городскую школу и изучал своих сверстников, старательно делая вид, что я один из них.

Другие школьники жарили пончики, подметали улицы, зарабатывая мелочь на карманные расходы, или валяли дурака. А я переписывался в соц. сетях с потенциальными преступниками и разного рода мошенниками, и даже ходил с ними на встречи, весь обвешанный микрофонами и видеокамерами.