– И что мне делать? Вы обещали закрыть дело.

– Оно всё ещё в архиве. Я не могу добиться, чтобы мне его вернули. А что касается штрафа… Пока ты учишься, имеешь право на продолжение опеки. Не отказывайся от услуг Ланде. Покрыть твой долг они не имеют права. Но хотя бы у тебя будут деньги на карманные расходы и одежду.

– Угу. А что Люмус?

– Прислал тебе украшение. Не стала тащить в клинику. Сейчас, – блондинка поднялась. – Оно в комнате. Пойдём.

В спальне Инес полумрак. Но едва она открыла шторы, как пространство наполнилось светом. Уютно, красиво и свежо. Из комода женщина достала серьги гвоздики с двумя изумрудными каплями на золотых ниточках.

– Очень красиво, – прошептала Лея. – Но у меня уши не проколоты.

– Не страшно. Успеешь, – отмахнулась Инес.

– Миссис Каприс, я бы тоже не хотела тащить это в клинику. Можно… я потом заберу? В школе или перед отъездом в Эль Кастильо.

Женщина вздохнула.

– Ладно. Но учти, если я забуду, разбираться с Люмусом будешь сама.

– Угу. Он поймёт. Там же… тёща.

Инес прибрала серьги.

– Как он? Как Светлана? – спросила Лея.

– Снова кричит. Их уже попросили съехать из отеля. Наверное, скоро вернутся. Девочке нужна помощь специалистов. Может, приедут сначала в Сан-Бессетт. Потом к тебе в Эль Кастильо.

– Сара всё ещё жалуется на Люмуса?

– Не вздумай сказать это МакБраун! – предостерегла миссис Каприс.

Лея вздохнула.

– Я очень скучаю, – сказала она шёпотом. – Мне пора возвращаться. Если будете писать ему, напишите, пожалуйста, как мне не хватает солнца.

– Я провожу тебя. Заодно в магазин забегу. А то совсем есть нечего с этой работой.

– Угу.

– Сейчас только мусор возьму.

Лея ждала у порога. Инес долго возилась на кухне и наконец вышла. Она какое-то время пристально смотрела в изумрудно-зелёные глаза Леи. Пакет и коробка из-под пиццы выпали из рук женщины. Она зашипела:

– Ли! Что ты наделала? Что ты наделала, Ли?

Каприс старшую затрясло.

Лея долго скиталась по подземному Монреалю, забившись в уголок вагона метро. Делала вид, что спала. Но лицо её горело от пощёчины. Каприс посмела её ударить. За что? Ведь ничего не произошло. Лея ни в чём не виновата. Это баба Люба. Но и она… просто говорила.

Как в тумане, вновь и вновь в голове звучал разгневанный голос Инес Каприс. Гадкие слова, как и она сама. И как Лея могла ей недавно довериться? Как? Этой женщине, которая позволила себе поднять руку на сироту. А её дочь ухмылялась, высунув нос из комнаты. Гадкие змеюки. Права была Соня МакБраун на их счёт.

В общежитие клиники Лея вернулась поздно. Уже потемну. Марта только вышла из душа и завалилась на свою скрипучую кровать. Гюль и Кира, видимо, были на дежурстве. Умывшись, Лея легла. Доверие. Не осталось никого, с кем можно поделиться. Кроме Кейт Уоррен. Она выслушает. Но это её работа. Всего лишь работа. Да и от сеансов психотерапии Лея отказалась. Может, пока не поздно, возобновить? Хотя бы пару раз. А потом снова в школу. Снова в ожидании своей участи. И ещё эти пугающие предсказания цыганки Эсмеральды Касперович.

В субботу Лея осталась в отделении одна. Так что пришлось самой кормить стариков. Страшно входить в палату номер 7, к бабе Любе. Древняя старуха. Глаза её были закрыты, а пальцы теребили уголок одеяла. Пациентка что-то мычала и покачивалась. Лея постучала и попыталась оповестить старуху, но слова будто застряли в горле. Она стояла в тёмной палате и наблюдала за бабой Любой. Старуха не реагировала. Сердце бешено билось. Наконец кое-как успокоившись, она громко сказала с дрожью в голосе:

– Баба Люба, это я Лея. На завтрак омлет и чай с пирожным.