– Извини меня, Ди, – сказал он. – Извини. Я испортил прекрасный вечер. Я хочу… Мне очень надо, чтобы ты понимала меня…

И тут ее осенила догадка. Наверное, пришла на помощь женская интуиция – сложились в целое кубики головоломки, разом заполнив пустые места.

– Милый мой, – сказала она так, как могла бы сказать мать своему ребенку, и осторожно, словно боясь обжечься, коснулась его гладко выбритой щеки. – Милый ты мой, – она впервые назвала его так, – неужели ты совсем-совсем один?

– Слушаю вас, Диана Сергеевна.

Сама вежливость. Еще бы встал и шаркнул ножкой. Просто невозможно поверить, что он не просто гость.

– Есть некоторые сложности, Лукьяненко, – сказала Диана. – Мне нужно позвонить матери, предупредить. Дело в том, что мы с детьми должны сегодня вечером у них ужинать. Они будут волноваться, разыскивать, звонить…

– Понимаю вас, – сказал он с той же нейтральной улыбкой дворецкого. – Плохо, когда родители волнуются, но, уверяю, что вашим это не грозит. Им еще утром звонили из банка и предупредили, что вы с Константином Николаевичем и детьми до среды улетели в Германию, а сами не позвонили, так как телефон на даче сломан, а домой вы вернулись после двенадцати ночи. Вы на каникулах, Диана Сергеевна, и до утра четверга можете ни о чем не волноваться.

Она права. Ну зачем же она догадалась? У Дианы хватило выдержки не упасть в обморок, хотя на мгновение перед глазами все поплыло, и мир перестал быть реальным. Она села, чувствуя, как каменеют мышцы лица, и машинально нащупав на столике сигареты, закурила от услужливо протянутой Лукьяненко зажигалки.

– И кто же звонил моей матери? Вы?

– Нет, Галина Яковлевна…

Галя была Костиной секретаршей еще с обкома комсомола. Неужели и она?

– А кто просил ее?

– Ей звонил из Германии наш сотрудник, который теперь сопровождает вашего мужа.

Да, похоже, все становилось на свои места. Вымысел становился явью, сказка – былью. Лукьяненко смотрел на нее даже с некоторым любопытством, как натуралист на диковинную бабочку, приколотую булавкой к картонному листу. Бабочка еще шевелит крыльями? Ну что ж… Это ненадолго.

– Так что звонить никуда не нужно, Диана Сергеевна. Отдыхайте, занимайтесь с детьми. Если вам не трудно, сделайте для нас чай и бутерброды, ничего больше!

«Вот был бы стрихнин», – мелькнуло у Дианы. Но стрихнина, к сожалению, не было.

– Надеюсь, что мы вас не сильно беспокоим как хозяйку. Поверьте, очень скоро это закончится, к обоюдному удовольствию, разумеется, и вы меня никогда больше не увидите, это я вам обещаю.

Говорит-то как вылитый пастор на проповеди.

– Не стройте себе иллюзий, Лукьяненко, – сказала Диана. – Я все равно ни на секунду не верю в вашу интеллигентность. Ваши манеры смотрятся, как седло на корове. Зачем вы разыгрываете передо мной эту комедию? Я неблагодарный зритель. Я считаю вас дерьмом и хочу, чтобы вы об этом знали. У вас это написано на лбу крупными буквами.

– А вы, – спокойно сказал Лукьяненко с той же вежливой доброжелательностью, – избалованная богатая сука. И это тоже написано у вас на лбу. Строите из себя могущественную Клеопатру, а надави на вас – так ноги мне лизать будете, да и не только ноги, если я того захочу. И хватит комедий, в самом деле… То, что я говорю, – это приказ, хоть и форму я выбрал вежливую. Пока вежливую, Диана Сергеевна. Но настоятельно вам рекомендую эти приказы выполнять незамедлительно. Мне вас или ваших щенков покалечить проще простого. Вы меня понимаете?

– Да уж что тут не понять, – она встала. – Очень все доходчиво объяснили.

Мягким кошачьим движением он схватил ее за кисть, умело схватил, так, что хрустнули суставы и острая боль пронзила ее, как удар тока. Она даже вскрикнула.