Возможность продолжить разговор представилась только к концу второго акта.

К тому времени сюжет «Девушки из Брайтона» достиг кульминации. Герой, лишенный наследства богатым и титулованным отцом за то, что посмел влюбиться в героиню, бедную продавщицу, изменил свою внешность (надев галстук другого цвета) и вслед за возлюбленной явился на широко известный курорт, где героиня, изменившая внешность при помощи нового платья, поступила официанткой в ресторан «Ротонда» на Эспланаде. Преданный дворецкий, переодевшись носильщиком портшеза, последовал за героем, а богатый и титулованный отец, переодевшись итальянским оперным певцом, тоже прибыл на курорт по каким-то своим причинам – несомненно, вполне основательным, хоть я и не могу их сейчас припомнить. Во всяком случае, он тоже оказывается тут, и все они встречаются на Эспланаде. Каждый узнает другого, считая при этом, что сам остался неузнанным. Все поспешно уходят, на сцене остается одна героиня, которая стойко переносит испытание и поет песню «Королева Гонолулу» в сопровождении хора гейш и болгарских офицеров.

Элис была одной из гейш.

Она стояла чуть в стороне, и Генри тут же подскочил к ней. Пришел его час! Энергия так и клокотала, убедительные слова сами просились на язык. За время с их последнего разговора бурлящие чувства подорвали его самоконтроль. Непривычный человек, случайно оказавшись за кулисами, практически обречен в кого-нибудь влюбиться, а если был влюблен и раньше, жар его чувства возрастает многократно.

Сейчас или никогда! Генри забыл, что можно – и даже вполне разумно – дождаться конца представления, проводить Элис до гостиницы и по дороге вновь попросить ее руки. Ему казалось, что времени у него осталось ровно четверть минуты. «Быстрота в действиях!» – вот девиз Генри Пайфилда Райса.

Он схватил девушку за руку.

– Элис!

– Ш-ш! – зашипел помощник режиссера.

– Послушай! Я люблю тебя! Просто с ума по тебе схожу. Какая разница, в театре я работаю или где-то еще? Я люблю тебя!

– Прекратите шуметь!

– Ты выйдешь за меня замуж?

Элис посмотрела на него. Она как будто колебалась.

– Молчать! – рявкнул помощник режиссера, и Генри замолчал.

В этот миг, когда вся его будущая жизнь висела на волоске, со сцены донеслась та душераздирающая верхняя нота, которая обычно предупреждает слушателей, что соло подошло к концу и сейчас вступает кордебалет. Словно влекомая некой потусторонней силой, Элис отступила от сыщика, направляясь к выходу на сцену.

Генри был в том состоянии, когда человек не отвечает за свои поступки. Он ничего не видел вокруг, кроме Элис; он не сознавал, что в театре происходит нечто важное. Генри знал одно: Элис ускользает от него, нужно ее остановить и решить наконец все дело.

Он попытался ее схватить и не успел. Она была уже слишком далеко и с каждым мгновением отдалялась еще больше.

Генри рванулся к ней.

Совет юноше, начинающему свой жизненный путь: находясь за кулисами театра, ни в коем случае не совершайте рывков. Театральная архитектура устроена таким образом, что совершающий рывки неизбежно себя губит. Рабочие сцены заранее возводят здесь свои капканы, и вы в полумраке обязательно в них попадете.

Капкан, который достался Генри, состоял из одной выпирающей половицы. И выпирающей-то не так чтобы уж очень сильно. Конечно, колодцы глубже и церковные двери шире. Но Генри оказалось довольно и ее[1]. Ударившись о выпирающую половицу носком ботинка, он полетел головой вперед, беспорядочно размахивая руками и ногами.

В таком положении человек инстинктивно хватается за первую попавшуюся опору. Генри вцепился в отель «Суперба» – гордость Эспланады. Плоское фанерное здание продержалось примерно одну десятую секунды, после чего Генри вылетел на сцену, волоча его за собой, споткнулся о болгарского офицера, который как раз надувался для очередной рулады в нижнем регистре, и, наконец, свалился бесформенной кучей точно в центре сцены, что не всякому опытному артисту под силу.