Бронзовые створки вздрогнули, с гулом и лязгом поехали в стороны, но застопорились на полпути. Один великан скрылся внутри стены, второй остался снаружи. В отверстие между ними Сьюзен увидела очаровательную уютную библиотеку, где массивные люстры лили с потолка электрический свет на шесть рядов книжных стеллажей. На застекленных полках стояли книги – старинные тома в переплетах из красной, черной, синей и зеленой кожи или клееного холста; попадались и более экзотические экземпляры, в обложках из металлических пластин или звериных шкур. В торце каждого стеллажа располагалось старое кожаное кресло, которое словно приглашало погрузиться в его уютные глубины и начать читать.

Прямо у входа два длинных стола красного дерева были буквально погребены под антикварными книгами. В проходе между ними Мерлина и Сьюзен ждал книготорговец средних лет с яркими глазами и необыкновенно длинной бородой, заплетенной в три косы. Большой передник с многочисленными карманами почти скрывал поношенный синий костюм с затертыми до зеркального блеска локтями, оставляя на виду клетчатую рубашку и потрепанный галстук-бабочку. На правой руке у продавца была хлопчатобумажная белая перчатка, а еще Сьюзен заметила на его переднике узкий карман-чехол, чтобы класть тонкий длинный нож для бумаги.

– Дверь опять заело, – сказал он. – На полу-Гоге, как мы обычно говорим. Добро пожаловать домой, Мерлин. Все уже с ног сбились, вас ищут.

– Значит, Одри все же добралась до вас?

– Добралась и принесла новость, неслыханную и довольно тревожную, – ответил тот. – Никто и не припомнит, когда гоблины в последний раз осмеливались вытворять такое при солнце, по крайней мере не в нашу бытность. О, прошу меня простить, я заболтался. Вы, наверное, Сьюзен? Меня зовут Эрик. Могу я предложить вам полотенце?

Сьюзен оглядела себя. За последние несколько часов с ней случилось столько всякого, что она даже забыла про свой мокрый до нитки комбинезон и облепленные грязью ботинки. Мерлин тоже промок, но все равно выглядел как картинка, а мокрое платье на нем – как каприз сумасбродного фотографа из модного журнала.

– Мм… да, пожалуйста, – сказала она, верно истолковав косой взгляд Эрика – тот боялся, как бы она случайно не закапала книги.

– Проходите сюда. Вон там, за столами, вход в служебные уборные, – сказал Эрик. – После чего вас будут ждать наверху.

– Предки уже здесь? – спросил Мерлин. – И Меррихью тоже?

– Да, сегодня они здесь, оба, – сказал Эрик и, помешкав, добавил: – Удачи.

Мерлин скорчил гримасу и протянул ему терновую палку:

– Передай Одри, когда она вернется, ладно?

Эрик кивнул и сунул палку в подставку для зонтов, сделанную из пня какого-то дерева. Подставка раскорячилась у двери, корни, хотя и подпиленные, занимали жутко много места; из выдолбленного нутра торчали еще несколько похожих палок, пара антикварных черных зонтов с ручками из слоновой кости и двуручный меч с бронзовой рукояткой в виде двух переплетенных драконов – здоровенный, выше Эрика.

– Может быть, розу тоже взять? – спросил Эрик.

– Э-э-э… не нужно, я сама подержу, – отказалась Сьюзен.

Она не знала, на что ей сдался этот цветок, просто чувствовала, что ей хочется рассмотреть его получше, как только представится возможность. Совсем недавно она видела, как гнется стебелек и колышутся лепестки, и даже теперь, когда цветок стал неподатливым и твердым, словно стекло, он сохранил естественность и индивидуальность, отличающие истинные произведения искусства от фабричной штамповки.

Идя следом за Мерлином, Сьюзен старалась не вертеть головой, чтобы вода с ее волос не капала, упаси бог, на книги. Тома были старыми, потертыми, без суперобложек, и читать названия, не поворачивая головы, не получалось, но некоторые, вытисненные золотыми или серебряными буквами, Сьюзен все же разглядела – больше потому, что хорошо знала и сами книги, и их авторов: «Буря», «Айвенго», «Доводы рассудка», «Грозовой перевал» – Шекспир, Вальтер Скотт, Остин и Бронте. Какое-то время они шли вдоль полок, сплошь занятых Библиями, в том числе старинными, и вдруг взгляд Сьюзен уткнулся в витрину, возле которой девушка потрясенно сбилась с шага: «Поэтические наброски» Уильяма Блейка соседствовали в ней с первым изданием «Семи столпов мудрости» Т. Э. Лоуренса, а венчало потрясающую подборку первоиздание всех пьес Шекспира.