– Ты знаешь, отец, что я уже давно потеряла веру в своего брата. То, что мы услышали сегодня от Филиппа, нисколько не удивило меня. Куда больше я удивлена тем, как мой брат умудрился сбежать от полиции, с его-то неуклюжестью.

– А ведь ты права, Лола, – вторил ей Спиридон. – Да, Нильс – эфемер, но и среди желтых плащей эфемеров в достатке. Как же он от них сбегает?

– Я видел, как Нильс использует свою ипостась, – отозвался Филипп. – Теперь степень его ипостаси куда выше средней.

Спиридон хмыкнул.

– Ты точно о Нильсе сейчас говоришь, братец?

– Осторожней, Спиридон, твой иллюзорный плащ тускнеет, – невпопад сообщила Присса-младшая, с довольством облизывая ложку. – Сейчас как исчезнет, а под ним у тебя ничего и нет. Как в тот раз, помнишь? Но сегодня у нас гости, Спир. Сегодня неудобно.

Август рассмеялся, да так громко, что на его смех обернулись даже слуги. Присса-младшая глянула на него взглядом проворной птички и засмеялась в ответ, а Спиридон, надувшись, наспех стал проверять плотность своей иллюзии.

– Присса! – воскликнул близнец в очках, Леопольд. – Кажется мне, что ситуация для веселья неподходящая.

– Извини, отец, – перестав смеяться, сказала Присса-младшая и продолжила облизывать ложку. Август тоже успокоился, с радостью ощутив снижение в крови гормонов стресса.

– Филипп, – Леопольд отвернулся от дочери и обратился к сыну, – нет ли у тебя догадок, где может находиться Нильс?

Филипп мотнул головой, и все семейство Кроунроул наконец-то затихло. Август даже свое дыхание начал слышать. Вскоре из-за стола поднялась баронесса, но левитант на нее больше не смотрел. Уровень гормонов берег.

– Мой покойный отец, Патруф Кроунроул, известный всей Граффеории врач, несомненно ощутил бы горечь от всего здесь произнесенного, если был бы сейчас жив. Полагаю, нашей семье предстоит готовиться к неизбежному, и мне нужно время, чтобы все обдумать. А ты, Феликс, и думать забудь о своем сыне как о заложнике. За твои слова мне в одинаковой степени стыдно, как и за поведение Нильса. – Феликс раболепно опустил глаза, но Август видел, как ожесточенно надулись его ноздри. – Господин Ческоль, благодарю за ваше свидетельство. Если пожелаете остаться у нас на ночь, гостевые комнаты «Гранатового шипа» в вашем распоряжении. А сейчас прошу меня извинить.

Как только Присса-старшая покинула обеденный зал, стулья остальных членов семьи заскрипели. Оставаться на ночь в этом дивном месте Августу не улыбалось. Слава духу-истине, он был левитантом и мог в любой момент улететь обратно в столицу, никого не обременяя поиском транспорта. Он уже намеривался сообщить об этом Филиппу, но тот его опередил.

– Мне нужно переговорить с бабушкой с глазу на глаз, – бросил Филипп, поднимаясь вслед за всеми. – Подожди меня здесь, Август.

И пренебрегая его согласием, которое левитант давать не собирался, ринулся вдоль стола к выходу.

– Очаровательно, – буркнул Август сам себе.

Вокруг него сновали официанты, они вполголоса судачили о чем-то и убирали со стола опустевшие тарелки с кубками. Август осмотрелся в поисках Приссы-младшей, единственной из Кроунроулов, с которой у него еще оставалось желание существовать в одной комнате. Последней столовую покинула Лаоса Кроунроул, и Август понял, что Присса-младшая уже ушла.

– Очаровательно, – буркнул он снова и встал. Он подождет Филиппа снаружи у гранатовых теплиц, пусть даже эти теплицы сейчас сносит снежным буяном. Всяко лучше атмосферы этого дома.

Август вышел в дверь, откуда, как он помнил, он вошел в столовую часом ранее. Миновал темный длинный коридор, потом еще один. Он шел и думал о Филиппе и Нильсе, двоюродных братьях, похожих друг на друга как две капли воды. Оба граффа выросли в этом поместье, оба воспитывались в строгости своей бабушки-баронессы и оба мечтали отсюда уехать. Первым высказал желание оставить дом Филипп, а Нильс, будучи самым строптивым из Кроунроулов, поспешил уехать вместе с братом. Братья уехали в столицу, на Робеспьеровскую, и теперь Августу стало ясно, почему. Он даже часа не смог вытерпеть среди этих снобов. Что же говорить о целой жизни?