– Только в момент настоящего мы получаем истинное удовольствие, – продолжал я, – выбросив из головы проблемы прошлого и будущего.

Ты присвистнул и достал сигарету. Плохая актёрская игра в жизни раскрывает человеческую суть. Ты походил на ребёнка, в чьих руках оказалась драгоценная, никому не доступная игрушка. Когда брошенный окурок коснулся водной глади и издал одинокое шипение, ты обернулся и произнёс заветное слово: «Принят».

Радость прошлась по нервам и ударила в мозг. Захотелось обнять и приласкать первого встречного. Выигрыш в лотерею или повышение в должности выглядели данностью на фоне твоих слов. Но, зная твоё отношение к выплескам эмоций, ограничился кивком.

Несколько рабочих дней пролетели, будто неудачный кадр киноплёнки. Меня раздражали голоса учителей, крики одноклассников походили на скрежет расчёской по стеклу. Даже порывы ветра вызвали в душе раздражение. Дома старался молчать, чтобы не выбросить чего-нибудь лишнего. Так и жил, будто загнанный в угол щенок.

Субботним вечером в восемь часов у придорожного кафе меня ждали четверо незнакомых молодых парней. Спустя пару минут подошёл Дима. На чёрном внедорожнике мы отправились в загородный посёлок. Огромные многоэтажные замки, которые вместили бы до десятка семей, газоны, размером с футбольные поля, бьющие фонтаны, будто из сказки. Я мог ехать всю жизнь и наблюдать за изумительной архитектурой и великолепным убранством.

Но машина остановилась и один из парней толкнул меня в бок. Вылез из салона и очутился одной ногой в луже грязи. И откуда она взялась на ровном, недавно постеленном полотне. Стряхнул грязь и направился вслед за ребятами. Притаились в маленькой роще на холме. Отсюда хорошо просматривалась дорога. Мне дали небольшую рацию. Сказали настроить на тридцать четвёртую волну. Я был так горд и возбуждён, что забыл спросить, как её настраивать. Вижу, ты шевельнулся. Как много, оказывается, зависит от мелочей. Вы спустились к дому номер пятьдесят шесть. Высокая решётка, камеры наблюдения… Не представляю, как вам удалось преодолеть защиту. Только когда послышались сирены, а на горизонте появился целый эскорт полицейских, заметил, что оставленная рация выключена. Машины приближались, а глупый прибор в моих руках не включался. Слёзы капали на пластмассу, а мерцающий свет проносящихся рядом машин расплывался перед глазами. Позади послышался шорох. Сжал зубы и стрелой полетел из рощи. Чей-то грубый голос приказал остановиться, под тяжёлыми ногами хрустнули сухие ветви. Всё казалось, что это ты бежал и размахивал дубинкой. А за тобой бежала свора полицейских. Голос то приближался, и тогда я чувствовал учащённое дыхание преследователя, то отставал, позволяя перевести дыхание. Перелетел через дорожное полотно и скрылся в тихом осеннем лесу. Сирены уже стихли, а ноги не останавливались. Шея задеревенела. Силы закончились я упал на землю и заревел.

Не рычи громко, придётся заканчивать раньше времени. Не знаю, сколько часов моё тело пролежало на земле, будто выброшенное гнилое полено, но, когда холод победил страх и заставил подняться, ни сирен, ни озлобленных криков не было. Холодные солнечные лучи пробивались сквозь кривые высохшие ветки и освещали моё бледное лицо. Прокрался к обочине дороги и осмотрелся. Вокруг тишина и спокойствие, будто события прошедшей ночи приснились. Пронизывающий ветер свистел над лесом, пробирая моё жалкое грязное тело до самых костей. Одежду будто выстирали в канализационной воде. Стылая грязь походила на бетонную корку. Пошарив по карманам, обомлел. Рации нигде не было. Выпала на бегу. Вот почему преследователи остановились. По отпечаткам пальцев всё равно найдут. С досады раздавил ползущую по дороге букашку. Стоит ли возвращаться домой, если поджидает засада. Проблемы грызли, словно гиены добычу. Вернулся в рощу в поисках рации. После третьего часа пальцы на руках совсем онемели, а желудок урчал, будто маленький тигрёнок. Но какой смысл попадать в руки милиции? И какая разница, как проститься с жизнью? Тюремная камера сродни верёвке на шее. Снял ветровку и завязал один конец в узел. Нашёл толстую ветку и привязал к ней другой конец. Многие относятся к жизни легкомысленно, для них черта, за которую нельзя переступать, превращается в размытую полоску тумана, но для ребёнка, чей ум не развращён грязной жизнью, эта черта имеет четко выраженные границы. Я полез в петлю, мысленно простившись со всеми, кого знал. Лишь хрустнувший под ногами пластиковый предмет остановил…