– Трепло ты, кто вчера вечером чуть Рашида не угробил на мосту?

– Так ведь не угробил? Все обошлось, а Рашид мне три сотни проиграл, в деньгах враждебного нам государства. Поехали их прожигать.

– Трепло, – ласково повторила Мария. – Рули домой, а там посмотрим.

– Кстати, ваш батюшка изволил передать, что будет поздно и чтобы вы откушали, что Галя приготовит, или заказали из трактира какой-нибудь стряпни.

– Федя, ты, кажется, увлекся погружением в девятнадцатый век, – заметила Маша. – Наша Марфа уже давно ждет, когда ты свою учебную затею сдашь. А ты со мной уже месяц разговариваешь, как персонаж Достоевского.

– Так все там похоже, почти как у нас сейчас, – сказал Федя, выжимая педаль газа. Родстер взревел и пролетел перекресток на мигающий желтый. Круто повернул и рванул вверх по склону, на Бугры.

Сначала город Денису не понравился. Им с отцом дали служебное жилье в самой средине. Старый дом. Три комнаты на пятом верхе, с закрытой приступкой за окном, куда Денис решил определить свои самокатные коньки.

Парк рядом и море в одной минуте пешком. Хотя тут весь город как один округ в Москве. Едва ли полмиллиона наберется, врет Сетесправка, какая это, к черту, морская столица НоРС?

Но красиво. Денис вышел на приступку вечером, поглядел на огни пристава – на той стороне залива. Там ползли огоньки машин, горели огни на причалах, светились красной каймой полосатые трубы, лениво двигались стрелы подъемников. Морской пристав Суджука не спал.

Он повернул голову налево. Над городом, над срединной его частью, темнела покатая громада Колдун-горы. Россыпь жилых огней резко обрывалась, не доходя и до трети ее высоты. Весь остальной образ горы был будто вырезан из самой ночи. Именно там, по словам отца, находилось его предприятие «Око». А вот если верить землевидным сайтам, по которым Денис сверялся, или Сетесправке, на Колдун-горе только заповедник общеземельного значения.

Значит, закрытое предприятие. Тайное. Зачем здесь ядерный стан, куда девать столько энергии?

Денис накинул куртку, обулся. Подумал, прошел на приступку и прихватил наплечник с самокатами. Давно пора их обкатать. Город на горах стоит, а он как приехал, еще ни разу на коньки не вставал.

– Ты куда? – Отец оторвался от шара дальновидения, где крутили передачу о подлом нападении отпавшей Окраины на Донецкий круг. Дым застилал взгляд, сквозь него прорывались яростные всполохи пламени, мелькали возмущенные лица, девизы на хоругвях, сжатые кулаки. Бегущая строка сообщала о тридцати погибших из-за огневого удара по детской лечебнице.

И что окраинцам неймется-то все? Что ж им мирная жизнь Донецкого круга так мешает?

– Прогуляюсь.

– Ты же города не знаешь.

– Да выучил уже. У меня и путеводитель в голоснике.

Дверь хлопает, в ладони – дальник беспроводного наушника, сделан как наручные четки, старый образец. Такие уже года два как вышли из поветрия, но Денис к нему привык. На запястье – полоска голосника.

На скамейке у подъезда сидели бабки в пальто поверх халатов. Нога на ногу, покачивая шлепанцами на толстых шерстяных носках, они разом замолкли, когда Денис вышел. Проводили его долгими взглядами до детской площадки и вернулись к своему бесконечному разговору о хворях и ценах.

Денис присел на край песочницы, распаковал коньки. Прицепил наколенники и защиту для локтей – без нее первый же разъезд дорожников его прижмет к обочине. Да и кувыркаться по асфальту на скорости под шестьдесят без защиты совсем грустно. Световой показатель горел синим, половина заряда. На прогулку хватит. Денис надел коньки, долго возился, пока не попал большими пальцами в управляющий чехол, потом встал, разом оказавшись на десять вершков выше, попрыгал – пружины смягчали его вес, высокие голенища охватывали щиколотки. Надавил большими пальцами вниз, двигуны чуть слышно зажужжали, он выехал с площадки, перешагивая выбоины в асфальте, вырулил из двора на дорогу и, склонившись, вошел в поворот. Левый локтевой щиток замигал красным, показывая его перестроение из ряда в ряд.