Стоит человеку отвернуться от разрешения внешних вопросов и поставить себе единый, истинный, свойственный человеку внутренний вопрос, как ему лучше прожить свою жизнь, чтобы все внешние вопросы получили наилучшее разрешение. [6]

…Совершить нельзя, да и не нужно никакого дела, а нужно только свои силы прилагать наилучшим образом к вечному божьему делу… [7]

…Жизнь, по определению Христа, т. е. истины, не есть нечто моё, не включает в себе никакой задачи для меня, никакого цельного дела, исполнимого здесь, а что жизнь есть иго или крест, есть нечто, чем я везу, или нечто, что я несу, и что всё моё внимание должно быть устремлено не на то, чтобы сделать что-то, а на то, чтобы не переставать делать дело божие, вечно нескончаемое и неохватываемое, и не понимаемое моим разумом, но участие или неучастие в котором всегда сознаётся мною. При этом думаю иногда, что при всякой деятельности настоящей важно не то, что из неё вышло, а усиление того, кто в ней участвует. Человек вытащил другого из огня. Тут дело божие не в спасении человека (он может быть не нужен или вреден, себе даже), а в том росте духа, который совершился, когда спасавший боролся, т. е. рос духовно и вырос – решился. Не то дело, что стирается брусок, а то, что точится лезвие. [8]

Недовольство, усталость, уныние, потребность того, чего нет, всё это оттого, что мы составляем планы, что хотим достигнуть чего-то видимого. Стоит только ясно понять, что я ничего удовлетворяющего меня, видимого достигнуть не могу, и что потому большее или меньшее достижение теперь безразлично, а что дело только в том, насколько я не спускаю постромки и везу, что успокоение моё не в том видимом, чего я достиг, а в том, что я знаю и люблю общее дело божье и своей жизнью участвую в нём, и делается хорошо и радостно. [9]

Нам кажется, что настоящая работа – это работа над чем-нибудь внешним – производить, собирать что-нибудь: имущество, дом, скот, плоды, а работать над своей душой – это так, фантазия, а между тем всякая другая, кроме как работа над своей душой, усвоение привычек добра, всякая другая работа – пустяки. [10]

Не цели, общие с окружающими тебя людьми, должны определять твою деятельность, а назначение твоей жизни, одинаковое с назначением всех людей мира. [11]

Страшно и жутко отречься от видимого представления о жизни и отдаться невидимому сознанию её, как страшно и жутко было бы ребёнку рождаться, если бы он мог сознавать своё рождение, – но делать нечего, когда очевидно, что видимое представление влечёт к смерти, а невидимое сознание одно даёт жизнь. [12]

Привыкли думать, и так учат враги истины, что совершенствование есть эгоизм, что, живя для совершенствования, уходишь от жизни. Это великая неправда. Совершенствоваться можно только в жизни, в общении с людьми. И если человек, живя среди людей, полагает свою главную цель в совершенствовании перед богом, он в практических делах достигнет бóльших результатов, чем человек, ищущий одного успеха внешних дел. [13]

Не заниматься собой, а работать внешнюю работу, которую я считаю нужной, всё равно, что рубить тупым топором. Только испортишь топор и размочалишь и расщеплешь то, что рубишь, а ничего не сделаешь, не построишь. [14]

Все мы думаем, что наша обязанность, призвание – это делать разные дела: воспитать детей, нажить состояние, написать книгу, открыть закон в науке и т. п., а дело у всех нас только одно: делать свою жизнь, сделать так, чтобы жизнь была цельным, разумным, хорошим делом. [15]

Не стараться делать добро надо, а стараться быть добрым; не стараться светить надо, а стараться быть чистым. Человек носит в себе алмаз, призму которого он может очистить и не очистить. Насколько очищен этот алмаз, настолько светит через него свет и Бог, светит и для самого человека, и для других. И потому всё дело человека внутренно не в делании добра, не в свечении людям, а только в очищении себя. И свет, и добро людям – неизбежные последствия очищения. [16]