– Товарищ подполковник, я думаю… они играли, – сказал Иванцов, – дети играли в восстание машин. У меня сейчас двое пацанов, так то же самое вытворяют… бегают по дому, орут, что машины захватили землю, на пылесос с пистолетиками кидаются… Вот, эти тоже видно играли, играли, заблудились. И… продолжили играть. А потом забыли, что они играют, сами поверили в свою игру. Выросли, детей завели…

– Слушайте, Иванцов, в это трудно поверить. Я скорее поверю, что они из книжки сбежали. Из какой-нибудь фантастической саги… Сбежали, потому что им там плохо было…

– Придется поверить, вот же они, перед вами… бойцы эти. Но до чего смелые, как они только продержались… Такая поразительная организация, так чисто уничтожали машины… мы уже думали, там террористы действуют. Как-то ведь пищу добывали, лечились чем-то, а там на комбинате дальше же вообще ничего живого нет, автоматика сплошная… Мужественный народ… Ребята, вы из какой книжки сбежали?

– Из книжки? – Юрка поднял голову от чашки.

– Ешьте, ешьте, не заморачивайтесь, – отмахнулся Морозов.

– Вы теперь… посадите нас в тюрьму? – спросил капитан.

– Да какая тюрьма, вас всех в больницу надо… Ну что, Иванцов, родных поищешь? Может, где мать-отец живы…

– Да, я кое-то посмотрел. У Юрия родители живы, у Алексея мать жива, у Галины Андреевны отец и бабушка… Надо связаться с ними, пусть забирают.

– Значит… нас разлучат? – ахнула Галочка.

– Да никто вас не разлучит, будете вместе, сколько захотите… – буркнул Морозов, – а капитан что? Этот… капитан Гор или как его там?

– В том-то и дело, что никак. Если бы хоть знать, как его зовут, а то поди-разбери, кто он… Там, вроде, два Тимура было, один, вы говорите, погиб, а этот, значит, второй…

– Ну хорошо… Обустрой их в конференц-зале, протокол все-таки напишем… И родным позвони… Надо бы их помыть, приодеть, ну ладно, это уже не наши проблемы… Завод, чего доброго, родителям счет предъявит, за попорченные машины, потом не расплатятся… Хотя нет, это вряд ли.

– Пойдемте, – Иванцов распахнул дверь.

Люди покорно встали, капитан подхватил Ваньку, Галочка взяла за руку Женю, Юрка тряс и толкал крепко уснувшего Алекса, наконец, схватил его подмышки и вытолкал в коридор, напоследок поклонившись портрету на стене. Морозов посмотрел на кресла, в которых валялись оброненные кем-то патроны, ржавые ножи, какие-то схемы, карты, обрывки бечевок, линолеум испещрила пестрая красно-бурая грязь, стол был усеян обрывками и обломками, в комнате висел горьковатый запах машинного масла и человеческой плоти.

На пороге капитан обернулся, обреченно посмотрел на Морозова. В этом взгляде Морозову показалась ненависть и отчаяние, ненависть к человеку, который только что отнял их мечту, их цель. Человек в дверях как будто надеялся, что Морозов сейчас вернет им все это, вытащит из кармана и вернет, и снова все пойдет, как всегда.

– Ну что ты в самом деле, – не выдержал Морозов, – радоваться надо. Ты ведь хотел, чтобы война твоя кончилась?

– Ну… хотел. Только я не так себе все это представлял.

Юрка тоже ничего не понимал. Он не понимал, почему машины, когда-то несущие ужас и смерть, теперь поют песни, согревают комнаты и мирно показывают картинки на большом экране. Он не понимал, что за женщина появилась в комнате, почему она плачет и обнимает его, а заодно и Галочку, и Ваньку с Женей, и кричит «Юрик, исхудал-то как! А это невеста твоя, да? Галочка, значит? А это внуки мои, да?» Юрка не понимал, почему капитан Стар, всегда такой спокойный и рассудительный, теперь рвется из рук людей в форме, а Морозов машет руками, приговаривает: «Вы с ним потише, он не буйный, это аффект, это пройдет…» Юрка не понимал, почему его ведут к машине, у которой раскрывается дверь, и люди садятся туда, не боясь быть проглоченными, что же вы делаете, это же опасно, она вас сожрет, это же в шины стрелять надо, дайте кто-нибудь автомат…