«Не горячись, Проня!», – увещевали его друзья. Но все было напрасно. На том и порешили.

А наша Аннушка в этот день допоздна стоговала сено со свекром в заречных лугах. Вернулась домой поздно. Малышка-дочка спокойно спала со свекровью в чулане, там, где обычно спали молодые. Свекор, напившись молока, по привычке залез на печь погреть свои старые кости и быстро заснул. А молодая хозяйка, наведя порядок на кухне, прилегла здесь же на кровать, где обычно отдыхала свекровь. Настала ночь темная и покойная с редким лаем собак и кудахтаньем сонных кур.

Поспорив с дружками, Николай – Проня, несмотря на изрядное подпитие,

проникся поставленной перед собой задачей, от дальнейшей пьянки отказался, незаметно уйдя домой.

Он прекрасно видел, как возвращались из лугов покосники, как в их доме за занавеской мелькали тени и как погас свет на кухне, где очевидно ужинала семья.

Хмель почти прошел, но сомнений у Николая, по-прежнему, не было. «Где наше не пропадало, – думал он – не сорвется, всяких обламывал». Однако тревога все же не покидала его – мало ли что?

Через час после того как в доме, где жила Аннушка, погас свет. Николай, перемахнув палисадник, влез в открытое окно передней, перевел дух. Дверь в кухню оказалась приоткрытой, было слышно, как старик-свекр похрапывал на печи. Скрипнула и затихла кухонная кровать, беззаботно тикали на стене ходики.

«Порядок», – решил наш повеса, прикрыв кухонную дверь и на цыпочках пробираясь в чулан, где по его расчетам спала вдовушка. Окно в чулане было зашторено занавеской, на кровати просматривались контуры спящей женщины.