Дирей застыл на месте, молча наблюдая, как корчится, силясь отогнать от тела этот нестерпимый жар, магистр. Он знал: сейчас у него нет препятствий для того, чтобы добить беспомощного исполина. Дирей знал так же и то, что любой бы на его месте поступил именно так, но продолжал стоять, наблюдая за Сметтом со стороны. Что удерживало его тогда? Оцепенение? Страх? Или, какие-то тайные неведомые чары, пришедшие из Ниоткуда, мешали Владыке одним ударом покончить со злом, прокравшимся в райский мирок, обитатели которого сумели не перегрызть друг другу глотки из-за божественной синей воды, дарующей выпевшему её силу, ограниченную лишь его собственным воображением.

– Правитель, Сметт поднимается!

– Что?

Дирей не сразу сообразил, что происходит. Но тут вслед за встревоженным голосом воина раздался рык. Правитель сразу понял, откуда идет устрашающий звук, и поднял голову – сверху на него смотрели светящиеся от ярости холодные глаза Сметта. Лицо его украшало алое пятно от ожога на пол лица – напоминание об удавшейся атаке Дирея.

Сейчас Сметт был зол как никогда, и от злобы набирала силу ярость, которую он готов был хоть сейчас выплеснуть на человека. Дирей видел это по кровожадным зрачкам магистра, но постарался не выдать свой страх. А Сметт тем временем, стал осторожно наступать на троицу смельчаков, и при каждом его шаге дрожала земля. В целях предосторожности Дирей извлёк из ножен меч, спутники последовали его примеру. Но это не заставило Сметта остановиться, а лишь подзадорило во всю бушующую в нём ярость. Заметив блеск стали, магистр тьмы только ухмыльнулся.

– Я уничтожу тебя, человек! – рычал Сметт, наступая на троицу. Он пока ещё ничего не делал, а только готовился к атаке, и Дирей мог пуститься в атаку, но не сделал этого – побоялся. Правитель осторожничал. Он понимал, насколько непредсказуем может оказаться Сметт: никто не знает, куда может увести его неприкрытая злоба, ибо он не управлял разумом – им управляла ярость.

– Я уничтожу тебя!

В костлявых пальцах Сметта появилась стальная рукоять остро отточенного клинка, чёрного как сама ночь. Дирею давно был знаком этот меч. Его лезвие не раз представало перед ним, так что кому, как не Владыке, не знать, что бронзовой здесь была только рукоять – тонкая, изящная, она была украшена черепами, которые искусный кузнец разместил и на рукояти, и на эфесе. А вот лезвие было совершенно особым. Его нельзя было почувствовать, но от его прикосновения по телу проходила неистовая дрожь, потому как из самой рукояти в виде тонкого, длинного, и совершено прямого лезвия лилась сама чёрная магия. Это был пучок света, чёрного, как ночь, мертвенно холодного, как просторы окружающего.

Дирей бросил взгляд на меч, остановился. Двое других воинов, бывших рядом с ним, тоже застыли на месте.

– Что это? – спросил один из них, плохо сдерживая дрожь в голосе.

– Тихо!

Три воина стояли, ожидая непонятно чего. Но какое-то тайное напряжение, жившее всё это время в их сердцах, подкрепляемое страхом, позволяло предположить, что этого «непонятно чего» следует остерегаться.

– Следите за мечом! – приказал Дирей громким шёпотом, а в следующую секунду клинок ожил. Управляемый разумом Сметта, он вдруг стал извиваться, постепенно удлиняясь.

– Что за…

– Молчи! Забыл, с кем сражаешься?

Удлиняясь, лезвие меняло форму. Из совершенно плоского оно превращалось в округлое, обрастая упругой, как резина, чуть влажной, покрытой мелкими чешуйками, кожей. Вскоре появилась и вытянутая морда с широкой пастью, снабжённая раздвоенным языком, и двумя рядами остро отточенных клыков.