25 апреля. Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Примите, Отец Наместник, вручителя сего в Лавру и приложите старание устроить его на правый путь монашеского жития. Он был в Сергиевой пустыни, но не возмирствовал, как некоторые другие, находя тяжкими поступки одного из старших, которому Настоятель[68] с избытком, по их мнению, доверяет. О честности его я имею весьма убедительные свидетельства» (Письма преподобному Антонию. С. 213. № 257).

27 апреля. Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Будьте великодушны, Отец Наместник. Приимем посещение суда в уповании, что и милостию посетит и посещает уже, нас Господь. Огнь, хотя вещественный, пришел, думаю, на наши душевные плевы, так о себе думаю, да представим себя очищению. И за то слава Богу и Угоднику Его, что пожар не распространился и не коснулся святыни» (Письма преподобному Антонию. С. 213. № 258).

Между 30 января и 29 апреля (без даты). Письмо вселенскому патриарху Григорию VI по поводу высказанных им при оставлении Константинопольского патриаршего престола благопожеланий церкви: «Святейший Владыко! Взаимныя общения православных церквей и священноначалия их в нынешния времена не так открыты и свободны, как в древния. Посему никогда не находил я себя вправе простирать к Вашему Святейшеству мое смиренное слово. Но, с благоговением услышав слово, произнесенное Вами, при оставлении константинопольского вселенскаго патриаршаго престола, не могу не дать свободы моим мыслям и чувствованиям открыться пред Вами. Искренно преданные православию ощутят в слове Вашем преемство духа, какой дышал в слове святаго Григория Богослова, когда оставлял константинопольский престол, – духа ревности о благе церкви, миролюбия, терпения» (Мнения. Т. III. С. 10).

29 апреля. Инструкция, составленная для законоучителя протоиерея Меглицкого, назначенного для изъяснения учения Православной кафолической Восточной Церкви высочайшей особе[69] иностранного владетельного дома и для приготовления ко вступлению ее в сию церковь (проект): «Понятие о православно-кафолической восточной церкви и о ея вероисповедании законоучитель представить может в двух видах: исторически и догматически. В историческом изложении состояния восточно-кафолической Церкви надлежит обратить особенное внимание на символ веры, содержимый сею церковию, который есть никейско-цареградский, торжественно исповеданный на вселенских соборах: никейском, бывшем в 325 году, и цареградском, бывшем в 381 году по Рождестве Христовом. Неоспоримо, что он был в то время всеобщим вероисповеданием православной вселенской церкви <…> Строгость, с какою сия церковь тщится быть верною слову Божию, законоучитель показать может особенно в учении о происхождении Святаго Духа… Церковь восточная, полагая, что в таинстве непостижимом, сколь не надежно полагаться на умозаключения и догадки, столь же безопасно изъясняться точными словами Христа Спасителя, содержит неизменно древнее изречение символа, оставаясь таким образом верною в одно время и Священному Писанию, и Священному Преданию <…> В учении о церкви особеннаго изъяснения требует то, что она, яко духовное тело Христово, имеет ничем не разрушимый между всеми своими членами союз веры и любви; так что пред Богом церковь всех времен и мест на земли, церковь воинствующая и торжествующая, церковь живущих и церковь преставльшихся– есть совершенно единая церковь. Из сего делается понятным признаваемое кафолическою восточною церковию общение молитв между оными различными областями единыя сея церкви» (Мнения. Т. III. С. 13, 15–17).