– Доброго вам дня, халы! – приветливо прокричал старик, когда юноши проезжали мимо и те ответили ему тем же.

Хаты из соснового сруба смотрели на путников теплыми, желтыми глазами окон, побуждая поскорее оказаться внутри. Время близилось к полудню, но из-за пасмурной погоды, густого леса вокруг и сильного ливня, стемнело как вечером. Деревня Луковки довольно маленькая даже по меркам Линденбурга. Дюжина хат и все, не было даже постоялого двора. На юг по тракту расположилась деревня покрупнее, Соловьиная трель или сокращенно – Соловьи. Обычно путники останавливались там, благо в Соловьях имелся постоялый двор и даже подобие сельского рынка. Что до Луковок, то сюда заезжали разве что в гости к родне или заплутавшие путники. Свое имя Луковки получила из-за того, что ее основатели в основном выращивали и любили лиарский лук, сейчас же конечно же это уже было не так.

– Отдыхай, – погладив Грозу, произнес Леон и угостил лошадь яблоком, когда спешился и привязал ее в крытой конюшне подле хаты Зотика. Местные называли свои конюшни заврюшнями, в виду того, что в самой деревне лошади практически не использовались (в ходу были завры), разве что для дальних поездок в город.

Готфрид взглянул на плачущую сосну и арку в Зазерзалье. Последняя слыла главной местной достопримечательностью. Пятиметровая металлическая арка из перламутровой стали, завораживающая радужными переливами на солнце, похожими на перья Дашарских попугаев – очередные отголоски прошлого. Назначение арки неизвестно, может она исключительно декоративная? Чуть покосившаяся, но не заросшая мхом настолько сильно, как шпиль-указатель, встреченный ранее, за что спасибо жителям деревни. Местные следили за ней и чистили время от времени и все ради дивного чуда, – красивых переливов, хотя это лишь одна из причин. Основной же мотив, – сияние арки в темноте, бледное, но все же явное. Аркой же в Зазерзалье ее прозвали вот почему. Рядом с аркой росла себе одинокая сосна и был в деревушке обычай славный, на этой сосенке прохиндеев различных вешать. На ветвях этой сосенки сплясал свой последний танец не один десяток головорезов и еще больше нашли свое мрачное пристанище в земле вокруг нее. Потом кто-то из местных сочинил легенду, мол искра умерших проходит через арку в мир иной, который среди башковитых именовали как Зазерзалье. Так оно это название и прижилось.

Несмотря на наличие позорных столбов, юные эквилары не пожелали заковывать в них пленников, оставляя под дождем и в столь беспомощном состоянии. Вместо этого они крепко привязали их к разным деревьям, так, чтобы пленники не видели друг друга. Листва хоть как-то защищала от дождя, да и позиция удобнее. Стоять спиной к дереву, это не стоять согнутым в оковах позорного столба с колодками. Тут кое-что привлекло внимание Готфрида, нечто нарушающее деревенскую идиллию и просто режущее глаз. Речь шла о белоснежной мраморной статуе, изображающей девушку, сжимающую в кулаках приспущенную до пояса тогу. Как большой поклонник и знаток женских фигур, Готфрид восхитился мастерством скульптора, воссоздавшего или же создавшего сей образ. Девушка стояла на подиуме как живая, рыцарю казалось, что она хочет подставить свое нежное тело дождю, а потому спускает тогу, еще миг и та упадет ей под ноги. Струи воды, стекающие по скульптуре, подчеркивали изумляющую детализацию и внимание к деталям. Увы, эстетическое наслаждение портили повреждения – у статуи оказалась сколота грудь. Неизвестно, от того, что ее так часто лапали или же намерено сломали? Готфрид с досадой цокнул языком, размышляя откуда среди деревенских хат взялось сие чудо? Тут его глаз зацепился за атласную ткань, болтавшуюся на ветру как какая-то драная занавеска на веранде одной из хат.