Итак, перед эквиларами предстала цинийка. Ее глаза бирюзового цвета метали взгляд подобно стрелам, от одного рыцаря к другому. О глазах представителей сей расы тоже стоит сказать отдельно. Сильвийцы и цинийцы славятся красивыми, выразительными глазами, как будто подсвеченными легким внутренним светом, придающим им столь яркий и выразительный оттенок. Пепельного оттенка волосы, собранные в конский хвост, чесали кору дерева, когда девушка недовольно мотала головой, словно пытаясь этими действиями сбросить повязку. На пленнице были ботфорты, походная куртка из крашенной в черный цвет и уже порядком выцветшей кожи и черные, мужские штаны. Вполне себе походная одежда для путешественника. Вот только образ этой девушки не очень увязывался с батраками, распростершимися у повозки. Рыцари спешились и обнажив мечи внимательнее осмотрели место происшествия. Прикрываясь щитом, Леон мечом раздвинул ближайшие заросли шиповника, проверяя, не прячется ли там кто. Не сама же себя девушка привязала к дереву, не так ли? Готфрид тем временем поспешил на помощь альвийке, освобождая ее из пут и заранее, жестом призывая к тишине. Развязывая ей руки, он принюхался и кое-что насторожило его.
– Будьте благословенны пятикратно! Мы столяры и плотники! – проигнорировав жест Готфрида, тут же залепетала она и схватила мужчину за локоть. – Знай себе ехали себе в Линденбург с охотничьих долов и вот тут, на этом самом будь оно неладно, месте, на нас напали эти мерзавцы!
– Какие мерзавцы, лир? – уточнил Готфрид.
«В Астэриосе имелись три основные, уважительные формы обращения, не учитывающих социальное положение: хал, лир и кай. Первые два были формой обращения ко взрослому мужчине и женщине, соответственно. Третья же, почетное обращением к мужчинам в ранге рыцаря» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.
– Головорезы, кто же еще?! Не наши кони же решили на нас напасть! – возмутилась девушка, сложив руки на пояс.
– Как знать, барышня, я тут коней не вижу, а с места преступления обычно скрываются лишь преступники, – не удержался от шутки Готфрид.
– Неслыханная дерзость! Клянусь честью, эти мерзавцы понесут наказание. – поддержал девушку Леон, попутно осматривая место происшествия.
– Что за вздор?! Шутки шутите? Тут люди погибли. – смерив холодным взглядом Готфрида, фыркнула альвийка. – Хотя для вас, мортов, смерть, пожалуй, дело привычное.
– Прошу простить моего друга, лир! Уверяю вас, он не желал дурного, решив смягчить ваши тяжелые чувства шуткой. Вы сейчас, верно, крайне напуганы. Мы поможем вам, лир, клянусь честью теперь вы под нашей защитой. – поспешил с объяснениями Леон, но Готфрид жестом остановил его, не отступая от своих мыслей.
– Объясните мне, лир, почему разбойники связали вас, а сами ушли? – со свойственной ему подозрительностью и легкой раздраженностью, вызванной наивностью друга, поинтересовался Готфрид.
– Я краем уха слышала, что у них тут лагерь недалеко. Мне один из этих дуболомов хотел врезать по голове. Представляете себе? Мне! Безоружной женщине! Никаких манер! Впрочем, что взять с чурбана, клянусь, у камня больше разума, чем у него. Хвала Ашадель, их главарь рявкнул, что мол не нужно портить «товар». Вот меня к дереву и привязали, покуда не вернутся за остатками наших пожиток. В первый заход эти головорезы были полностью загружены нашим добром и за мной решили вернуться позже. – брезгливо морщась, рассказала альвийка.