Мне показалось, что нас разбудила та же самая птичка, которая так тоскливо пела ночью. И, наверное, не мне одной, потому что Бранко заворочался в своём спальном мешке и простонал:

– Да заткнёшься ты когда-нибудь, несчастный комок перьев?!

Я неслышно рассмеялась, выглянула наружу. От вчерашних туч не осталось и следа, небо голубело рассветной чистотой, роса искрилась на траве. Это живо напомнило мне первое наше с Яринкой утро на свободе, вне приютских стен. Но даже мысль об исчезнувшей подруге не принесла грусти, как это было последние месяцы. Чудесным образом вместе с отдыхом на меня снизошло спокойствие, и я уже знала, что делать дальше. По крайней мере, к чему стремиться.

Мы приготовили завтрак на заново разведённом костре. Запасливый Бранко прихватил с собой даже кофе в саморазогревающихся банках, и его горячий аромат в свежести лесного утра был чудесен. Парень, казалось, стыдился своей вчерашней откровенности и в основном молчал. Я тоже не спешила с разговорами: теперь, когда меня снова окружала свобода, весь мир мог подождать.

Не спеша, мы собрали оставшийся после трапезы мусор, затушили костёр. Солнце между тем поднималось из-за деревьев, обещая жаркий день, и я размотала бинты на голове, постаралась привести в порядок свалявшиеся волосы. Это получилось плохо, зато напомнило Бранко о проблемах насущных. Он протянул мне бутылку воды.

– Умойся. Пора рисовать невус.

– Чего? – изумилась я, и парень снисходительно пояснил:

– Родимое пятно, бэби. К счастью, твоего тела не будет видно под этой ужасной одеждой, которую у женщин тут принято носить, но вот лицо и шею нужно замаскировать.

И он замаскировал. Каким бы ни был Бранко человеком, что бы ни рассказывал про себя вчера, но талант оставался неизменной и лучшей чертой его личности.

Зеркала у нас не нашлось, и после произошедшей метаморфозы пришлось терпеть, пока мы не собрали вещи и не вернулись к машине, где я смогла увидеть себя в зеркале заднего вида.

Зрелище не обрадовало. Словно тёмная амёба расползлась по правой стороне моего лица, уродливыми ложноножками захватив подбородок, часть шеи, висок…

– Это точно смоется? – опасливо спросила я у Бранко, скользя кончиками пальцев там, где ещё недавно на моей коже красовалась пушистая сосновая лапка.

– Можешь не сомневаться, – успокоил устраивающийся за рулём парень и ехидно заметил. – Девочки такие девочки! Нам, может, жить осталось считаные дни, а ты о внешности думаешь.

Его слова вернули меня к суровой действительности. Впрочем, в моих глазах она выглядела не так мрачно. И я деловито осведомилась, захлопывая дверцу машины.

– У тебя есть план?

– Если это можно назвать планом, – буркнул Бранко. – Любыми способом связаться с Доннелом и уповать, что он придумает, как нам помочь.

– А как он сможет нам помочь, если ему даже на Русь приехать нельзя?

– Да, но у него здесь связи, несомненно.

Бранко повернул ключ зажигания и замер, прислушиваясь к урчанию мотора. Некоторое время мы молчали, думая каждый о своём. После вчерашнего разговора меня не оставляло двойственное чувство по отношению к моему спутнику. С одной стороны, я была ему безгранично благодарна и вообще испытывала необъяснимую симпатию, начиная с нашей первой встречи. С другой – Бранко явно оставался тёмной лошадкой. Я не могла не отметить, насколько иначе он выглядел теперь, чем раньше в Оазисе. И дело вовсе не в разительной перемене внешнего облика, не в том, что никто бы, наверное, сейчас не узнал в этом худом, хмуром и уже начавшем зарастать щетиной парне прежнего яркого, ухоженного, немного жеманного Бранко. Словно он снял маску, которую носил так долго, что все привыкли думать, будто она и есть его истинное лицо.