- Всем хватило? – оглядываю своих сорванцов, которые гипнотизируют подгорающие бока сосисок, и подкидываю в огонь пару сухих бревен. – Тогда предлагаю познакомиться. С кем-то из вас мы уже пообщались, кто-то знает меня не первый год, но повторю еще раз для всех – меня зовут Кирилл, я старший вожатый этого отряда. По любым вопросам можете обращаться ко мне, Матвею или Павлу – он приедет завтра. На время смены мы ваши мамы, папы и старшие братья. Вас обижают – идете к одному из нас. Вам плохо – идете к одному из нас. У вас что-то украли – идете к одному из нас. Территорию лагеря покидать строго запрещено. Говорят, в лесу есть медведи и в это время года они как раз голодные – не искушайте судьбу. Если гормоны играют, девочек клеить можно, ухаживать, на медляки приглашать, песни петь, стихи писать тоже. Все остальное – нельзя. Так что держите себя в руках. Мы друг друга понимаем?

Вялый хор «да» проносится по нестройным рядам пацанов.

- Еще раз – мы друг друга понимаем?

Добившись удовлетворительного ответа, я сажусь обратно на бревно, уступая роль оратора Матвею, который объясняет особенности распорядка дня в «Синичке» и дает новеньким несколько советов ориентирования на местности. Потом по очереди встают ребята: называют имена и родные города и кратко перечисляют список увлечений. Послушать их, так у нас вся карта России в сборе, а из активных спортсменов можно собрать дворовую команду по футболу.

Когда с перекличкой покончено, я беру в руки гитару. В детстве ненавидел ходить в музыкальную школу, а теперь благодарен отцу за то, что в свое время не дал мне бросить. Сейчас гитара – моя отдушина. Побренчать после паршивого дня в офисе – отличный способ снять напряжение.

Чем дольше я играю, тем теснее становится у нашего костра – после нескольких баллад, к нам активно подтягиваются другие отряды. Первый тоже. Парочка мальчишек из моего выводка уступают свои места на бревнах краснеющим школьницам – отмечаю для себя, что за этими джентльменами в будущем нужно следить особенно внимательно. Александрова с Ларисой и новенькой вожатой, чье имя я пока не знаю, тоже пришли – расстилают плед неподалеку и берут на него девчушек, которым не достались места у огня.

Я, глядя на все это, испытываю странную нервозность и даже злость – наверное, это отголоски эмоций, вызванных поступками Леры в прошлом. Логически я могу себе это объяснить, но на уровне чувств меня бесит, что спустя все это время, она оказывает на меня такое разрушительное воздействие. Я был бы рад, если бы мой разум объявил ей тотальный игнор вместо того чтобы подкидываться всякий раз, когда она оказывается в радиусе пятидесяти метров.

Внезапно наши с ней взгляды встречаются над потрескивающим огнем. Александрова застывает, ее огромные фиалковые глаза, в которых отражаются танцующие язычки пламени, распахиваются сильнее, но длится это лишь мгновение – она поспешно отворачивается и натянуто улыбается кому-то в стороне.

В раздражении передаю гитару пятнадцатилетнему парнишке, который давно рвется в бой, а сам присаживаюсь на корточки, чтобы зарыть в тлеющие угли картошку.

- Привет, – подчеркнуто томный голос над ухом заставляет меня поморщиться.

- Здравствуй, Лариса, – отвечаю сухо, без интереса разглядывая голые ноги с толстоватыми щиколотками, перехваченными блестящими ремешками сандалий.

- Как официально, Кир, – она жеманно хихикает. – Не первый же год знакомы.

- Угу, – говорю сдержанно, надеясь, что она без слов все поймет и отвяжется.

- Извини, что с отрядами так получилось, – продолжает девица чуть заискивающе. – Лера – новенькая и не знала, что для тебя это принципиальный вопрос.