– И что же? – Нэйтан внимательно смотрел на леди Ифильду.

Она остановилась на ступеньке. Ответила без тени прежней иронии:

– Проклятье рода Дагрей.

Леди Ифильда наотрез отказывалась продолжать разговор, пока служанка не принесла в гостиную пожилой леди травяной чай и целое блюдо пирожных. Но даже это вызвало лишь ворчание старушки:

– Нет, ну кто додумался делать пирожные из овощей? Это такая извращенная месть твоей матушки: наказать поварам, чтобы готовили мне вот этот кошмар из моркови и прочей полезной гадости?

– Она всего лишь заботится о вашем здоровье, – с улыбкой возразил Нэйтан.

– Так пусть начнет с заботы о моих нервах! – буркнула его бабушка, демонстративно отодвигая от себя блюдо.

Еще что-то тихо поворчав себе под нос, сказала:

– Ты, наверное, сидишь сейчас и думаешь, что я окончательно выжила из ума, и мои слова о проклятье – сродни бреду. Но мой разум куда более здравый, чем порой мне хотелось бы… Вон взять, к примеру, мою закадычную подругу Матильду, она всего-то на пару лет меня старше, а ей уже мерещится, что за ней толпами ходят принцы с пылкими признаниями в запоздалой любви. Мне, может, тоже так хочется! Но нет, приходится и дальше вкушать реальность с ее бессердечными морковными пирожными… Так о чем это я?

– О проклятье, – напомнил Нэйт. – Если таковое и вправду существует, то почему отец ни разу не говорил мне об этом?

– Потому что оно его давно уже не волнует… Это тебе деда своего надо было бы послушать, но увы, Бетольд если сейчас что и скажет, то все равно с того света мы ничего не услышим. Радуется сейчас там, наверное, – снова хихикнула, – может говорить, что угодно, а я даже и возразить ему не могу… Мы, знаешь ли, с ним при его жизни всегда спорили так, что любой со стороны бы возомнил, будто мы на дух друг друга не переносим. И, признаться, так оно одно время и было.

Понизив голос до шепота, она заговорщически продолжила:

– Твой не в меру сумасшедший дед, между прочим, жизни мне не давал с первого дня знакомства своей любовью. Мыслимо ли, он двенадцать раз делал мне предложение, и двенадцать раз я ему отказывала! И с каждым разом делала это все менее вежливо, лишь бы только он, наконец, отстал. В итоге Бетольд не придумал ничего умнее, кроме как выкрасть меня прямо из-под венца, из-за чего мне грозили позор и бесчестье. И тогда уже выбора не оставалось, пришлось стать его женой… Признаться, сделала я это не без удовольствия, предвкушая, что теперь всю жизнь буду на нем отыгрываться за свое испорченное будущее. Но вся ирония судьбы в том, что мы прожили душа в душу… – улыбнулась тепло, взгляд мечтательно затуманился. – И даже на смертном одре последними словами твоего деда были не сожаления о былых ошибках, а обещание терпеливо ждать меня по ту сторону посмертия, в ином, лучшем мире… Вот видишь! Даже после смерти оставить меня в покое не пожелал!

– Я не знал ничего этого, – Нэйтан нахмурился. – Всегда считал, что все у вас было чинно-благородно.

– Увы, мальчик мой, далеко не всегда все идеально, когда дело касается двоих людей… Но я рассказала это тебе не просто так. Уже после нашей вынужденной свадьбы во время очередной ссоры Бетольд признался мне, что все равно никогда от меня не отступится. Ты же знаешь, великая магия не дается просто так, за все нужно платить. И когда-то получившие силу древние рода, с тех пор именуемые Даг, вместе с нею получили каждый и свое проклятье… У всех разное. Но проклятье конкретно вашего рода Дагрей передается исключительно по мужской линии, только мужчины подвержены ему.

– И в чем же его суть? – ни на миг не сомневался в словах леди Ифильды. При всем легкомыслии и склонности к иронии бабушка никогда бы не стала шутить на подобные темы.