– Или мы вдвоем с тобой. Хорошо. Все в порядке, я ухожу, мадам, – сказал он женщине. – Вы знаете, он умрет, – сказал он, жестом показывая на ее «Грозовой перевал», – они оба умрут. Дурацкая книга, если вам интересно мое мнение.

Пожилую даму трясло от гнева, ее пучок скакал у нее на голове.

– Я вас знаю? – сказала она, пялясь на Себастьяна. – Думаю, я вас знаю.

– Эм… – Себастьян выглядел немного растерянным, потому что его семья знает абсолютно всех. – Нет, не думаю. Извините.

– Хм. – Она снова пристально посмотрела на него. – Хорошо, послушайте, кем бы вы там ни были, мне не нужно ваше мнение. Если вы сейчас же не уберетесь…

– Хорошо, хорошо, – сказал Себастьян, признавая поражение. – Пока, Нина. – Он помахал мне.

– Было… было здорово тебя увидеть. Правда.

И он ушел.

– Извините еще раз, – сказала я мягко.

Я изобразила что-то вроде улыбки моей разъяренной соседке, которая, как я надеялась, оценила мое раскаяние и желание избавиться от Себастьяна. Я знала, что через минуту мне тоже надо выдвигаться в офис: будучи менеджером, я должна была заново активировать телефонные линии ровно в два часа. Но какая-то гордость удерживала меня тут, как будто я отстаивала свою территорию. Я начала беспорядочно писать в блокноте, притворяясь, что рада наконец вернуться к своей важной работе. Я написала:

Я не хочу возвращаться с обеда.

Меня не волнует, что Бекки расширяет кухню и что Сью устраивает пасхальную охоту за яйцами.

Я ненавижу делать чай по десять раз в день. Я ненавижу, когда ко мне обращаются «Эй, ты!».

Мне не нужно выпивать с Себастьяном. Мне нужно ходить на чудесные свидания с людьми, с которыми я познакомлюсь. В интернете или еще где-нибудь.

Я не хочу больше делать все это. Я не хочу больше так себя чувствовать.

Я писала так увлеченно, что не услышала, как пожилая дама подошла ко мне сзади, и когда она ткнула меня в руку своим карандашом, я буквально подпрыгнула, до ужаса испугавшись.

– Я думала, тебе есть еще что мне сказать, милочка, – сказала она.

Именно тогда я почувствовала, как изменилась атмосфера. Она смотрела на меня с каким-то восторженным страхом, почти в панике: я никогда раньше не видела такого выражения лица.

– Я же извинилась – мне правда жаль, если мы вас потревожили.

– Разве? Разве? – Она затрясла головой. – Да. Посмотри на себя.

Она почти целиком была одета в черное. Единственное цветное пятно были ее томатно-красные колготки. Присмотревшись, я увидела, что все ее лицо изрыто, прорезано старческими морщинами, а короткие волосы совсем седые. Глаза были абсолютно черными, а мешковатое платье скрепляла большая агатовая брошь. Камни лениво поблескивали в мутных сумерках библиотеки.

– Я больше ничего не могу сделать, разве что еще раз извиниться, – сказала я, глядя на нее с любопытством. – Он очень громко…

– Ты можешь перестать врать и сказать мне правду.

Я подумала, что она сумасшедшая. Слегка холодным тоном я ответила:

– Знаете, читальный зал на нижнем этаже вам больше понравится, ну, на будущее, если вы хотите посидеть в тишине.

Она молча смотрела на меня в упор, сканируя мое лицо. Затем она засмеялась, горловым, диким смехом.

– Хорошо. Очень хорошо. Моя дорогая мисс Парр.

Я замерла, но потом посмотрела вниз и увидела своё имя – Нина Парр, написанное на блокноте, и выдохнула, но всего на мгновение.

Она проследила за моим взглядом.

– Значит, я права, – сказала она тихо. – Я права. – Она потерла глаза. – О боже!

Я не знала, что мне еще сделать, и просто села обратно. Позади послышался шелест моей сумки, которую она отодвинула ногой, и я цокнула. Я снова вперилась глазами в свой блокнот, притворяясь, что ее здесь нет. Я слышала ее дыхание – острое, мелкое, – и примерно через минуту она сказала: