– На каком этаже она живет? – спросила я, оглядывая окна старой четырехэтажки.

– Вроде на первом, – ответила Ира.

– Вроде? – возмутилась я.

– Ты же знаешь, у меня плохая память на имена, адреса… – Ирка беспечно махнула рукой. – На месте разберемся!

Это третьяковское семейное «потом разберемся» порой меня просто выбивало из колеи.

– Ира, мы уже на месте! – проворчала я, следуя за подругой.

Ирка первой забежала в подъезд. Темно, лампочка не горит. Мы тут же встали как вкопанные.

– Ну? – шепнула я.

– Что «ну»? – Ира включила фонарик на телефоне. Я тоже пошарила в кармане толстовки в поисках своего смартфона и тут же обнаружила, что оставила его дома.

Пахло чем-то прокисшим, сверху доносилась приглушенная оркестровая музыка. Тут же впотьмах мое воображение нарисовало, что где-то здесь снимает жилье Воланд со своей свитой.

– Мне не по себе, – призналась я. – Пойдем домой?

– Столько тащились и домой? – рассердилась Ира, подсвечивая ступени.

Остановилась у одной из дверей и направила свет фонаря на номер квартиры. Цифра «тринадцать».

– Ну конечно, – выдохнула я.

– Вроде эта, – снова негромко проговорила Третьякова.

– Ира, ты хоть в чем-то в этой жизни уверена? – рассердилась я.

Но Ирка вместо ответа на мой вопрос только принюхалась.

– Чем так воняет? Капустой какой-то…

А затем нажала на кнопку звонка. У меня от пронзительного звона и страха даже уши заложило. Дверь тут же с лязгом распахнулась, будто за ней только и поджидали, когда мы позвоним. В квартире тоже было темно. Видимо, на этаже выбило пробки. Иркин фонарь осветил лицо хозяйки – старухи с крючковатым носом. А главное – на ее голове не было ни единого волоска. От неожиданности я, стоя на краю ступеньки, чуть с нее не навернулась. Судя по тому, как дрогнул луч фонаря, подруга тоже перетрухнула.

– Кого вам? – спросила бабка скрипучим голосом.

– Вашу внучку, – проблеяла Третьякова.

– Моей внучки больше нет, – отрезала лысая бабка. У меня даже мурашки пробежали по спине. – Она выбрала тьму, а не свет.

– А? Чего? – растерялась Ира.

Я дернула Третьякову за рукав.

– Ир, пошли, она какая-то сумасшедшая.

Но Ира, откашлявшись, все-таки снова спросила:

– Амелии нет дома?

– Амелюшка? – Голос странной бабки вдруг стал ласковым. – Она в соседней квартире.

И пожилая женщина тут же закрыла дверь.

– Ты что-нибудь понимаешь? – повернулась ко мне Ирка.

– Может, ты квартиры перепутала? – предположила я.

– Может. Но на роль ведьмы эта бабка подходит как нельзя лучше. Я бы от такой бабули тоже сбежала не то что в лагерь, а на край света.

Ира подошла к следующей квартире. Здесь дверь, в отличие от двух соседних, была старой, деревянной и без номера. Такой ее и поставили несколько десятков лет назад, когда этот дом построили.

– Думаешь, тут живет Циглер? – усомнилась я.

– Ничему не удивлюсь, – проворчала Ира, освещая дверь. – Ой, смотри, открыто!

– Третьякова, пошли скорее домой! – взмолилась я.

Но Ирка уже толкнула дверь, и от страшного скрипа петель мое сердце опустилось в пятки. Я словно приросла к земле, когда Третьякова нырнула в темную квартиру.

– Ира, выходи оттуда!

– Сейчас-сейчас!

Раздался грохот, свет фонаря дрогнул, а затем и совсем погас. Я думала, что от страха умру на месте, но все-таки бросилась в странную квартиру на помощь подруге. В темноте едва не наступила на Ирку.

– Ай-яй, тихонько, я тут! – простонала Третьякова.

Я присела на корточки и принялась шарить руками.

– Ты где? Что случилось? Блин, включи опять фонарь!

– На меня упало что-то большое!

Внезапно дверь за нами громко захлопнулась. Я тут же вскочила и понеслась к выходу. По пути запнулась обо что-то (судя по бряку звонка – о велосипед) и тоже рухнула на пол у самого порога.