– Почему? – воскликнул он и наклонился, стиснув себя руками за плечи. Мир, который он считал таким совершенным, оказался обманом. То, что Святая Дева Мария даровала в Ле-Пюи, она же и забрала, и Людовик не знал на то причины. Если это случилось в праздник Сен-Дени в его собственном аббатстве, значит, это знак. Он делал все возможное, чтобы подчиниться Божьей воле и быть хорошим королем, выходит, виновата Алиенора. Однако она так прекрасна, как горный хрусталь. У него закружилась голова. Сугерий все утро носил в себе эту новость, поджидая подходящего момента, чтобы открыть ее, – знал и молчал!

Сугерий произносил слова утешения, увещевал, но для Людовика они звучали бессмысленно, и он обнаружил, что готов возненавидеть невысокого священника.

– Убирайся! – всхлипывая, крикнул он. – Пошел вон!

Людовик огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы запустить в аббата, но под рукой оказалась лишь деревянная фигурка Богородицы, и хотя он и был переполнен гневом и страхом, все же удержался, лишь сжал ее в кулак и потряс статуэткой над Сугерием.

– Так не должно быть! – рыдал он.

– Сир, вам не следует… – Сугерий замолчал и повернулся к гонцу, принесшему весть о том, что вассал Алиеноры, Гильом де Лезе, кастелян[9] Тальмона, отказался от своей клятвы и захватил белых кречетов, предназначенных для личного пользования герцогов Аквитании. Эти птицы были символом достоинства, власти и мужественности правящего дома – такой поступок был одновременно личным оскорблением и вызовом.

Людовик выпрямился, тяжело и быстро дыша, словно собирался израсходовать весь воздух в комнате. Новость алым пламенем вспыхнула в его сознании, в глазах потемнело от бешенства.

– Если де Лезе не придет и не поклянется нам в верности, – сказал он хрипло, – тогда мы пойдем к нему. И перед смертью он приползет ко мне и пожалеет о том, что появился на свет.

Отдыхая у себя в покоях, Алиенора наблюдала, как Петронилла учит свою пушистую белую собаку Бланшетту сидеть и выпрашивать угощение. Собачку подарил сестре Рауль де Вермандуа.

– Умница, правда? – обратилась Петронилла к Алиеноре, водя куском оленины над трепещущим черным носом собаки. Бланшетта минуту потанцевала на задних лапах, прежде чем Петронилла скормила ей кусочек мяса, одарив похвалой.

– Самая умная собака в христианском мире. – Алиенора принужденно улыбнулась. Прошел месяц с тех пор, как у нее случился выкидыш. Молодое сильное тело быстро восстановилось, однако порой королеве хотелось плакать, ее одолевали тоска и печаль. Хотя ребенок был слишком мал, чтобы иметь душу, она остро чувствовала его потерю и сожалела, что не выполнила свой долг.

Капелланы ежедневно молились с ней вместе, приходил даже Бернард Клервоский, чтобы дать совет и выразить соболезнования. Чувствуя антипатию к этому человеку, но зная, насколько он влиятелен, она старалась ему не противоречить, но в их отношениях ничего не изменилось, и старый священник по-прежнему смотрел на нее как на взбалмошную и пустую девчонку, которая нуждается в строгих наставлениях.

Покончив с олениной, Бланшетта зевнула и растянулась перед очагом, чтобы поспать. Петронилле не хотелось шить, и в редком порыве самоотверженности она предложила помассировать ступни сестре.

Алиенора закрыла глаза и расслабилась, когда Петронилла сняла с нее мягкие замшевые туфли и начала поглаживать ей ноги нежно, но твердо. Алиенора наслаждалась мирными минутами, какие выпадали ей редко. Обычно все ее время было занято Людовиком, выполнением его постоянных требований; из-за этого между сестрами возникло отчуждение.