– В общем так, Марусь, ты только не волнуйся, мы с твоей тетей ходили по грибочки, и нашли труп, – я решила не ходить вокруг да около, коль уж все равно от ответа не отвертеться, – вот теперь не знаем, что с ним делать.
Полинкины брови взметнулись вверх, глаза-омуты стали ещё больше.
– В смысле, труп?! В смысле, что с ним делать? Вы серьезно?
– Серьезней не бывает, – скорбно поджав губы, подтвердила Иннка. – лежит себе, родименький, в кустиках, а мать твоя говорит, дескать, пусть дальше лежит. Не нами, дескать, положено, не нам и убирать. А я говорю, не по-христиански это, вот так вот трупы без присмотру оставлять…
– Инна! – я, с трудом, пробилась сквозь поток её словоблудия, – хорошо, что ты предлагаешь?
– Надо вызывать милицию.
– Полицию, теть Инн. Милиции у нас нет, и уже давно.
– Это тебе так кажется, деточка, что нет. А на самом деле менты остались ментами, хоть и называются они теперь полицейскими, но в душе они все те же менты.
– Вот именно, и промаринуют они нас с этим твоим трупом, до морковкина заговения. – я достала из кармана ветровки телефон и, вздохнув, набрала ноль-два.
Полинку, я несмотря на её отчаянное сопротивление, отправила домой, не хватало ещё её в это втянуть. Она хотела забрать грибы, чтобы почистить их к нашему возвращению, но я не дала. Грибы это наше алиби.
Я уже немного пришла в себя, после встречи с трупом, и мой мозг начал мыслить в нужном направлении. И он опасался, что из разряда свидетелей, мы с Иннкой можем легко и незаметно, перейти в разряд подозреваемых.
Молоденький полицейский сначала допросил Иннку, потому, что она первая нашла труп. Допрашивал он её ровно полтора часа. Я всё это время сидела на лавке, в павильоне автобусной остановке. Не знаю, что ему там наговорила сестрица, но за меня он принялся в довольно взвинченном состоянии, что вовсе не удивительно.
– Как вы поняли, что мужчина мертв, вы его трогали?
– Да ни Боже ж ты мой! Вы что? – я передернула плечами при одной только мысли об этом.
– Тогда как? Видимых повреждений на теле нет, может он просто заснул? Собирал грибы, присел на минутку отдохнуть, да и задремал?
– Ну конечно, с открытыми глазами задремал! – за кого он меня принимает, этот мальчишка, – Да нет же, не похож он был на спящего, и потом, вы когда-нибудь встречали в лесу грибника в дорогом костюме, итальянских туфлях, в часах от Кортье и запонках с бриллиантами?
– Вы сказали, что сразу же убежали, когда же вы успели всё так подробно рассмотреть? – подозрительно прищурился на меня полицейский, а в душе мент.
– Ну… у меня такое зрение… объёмное, я всегда вижу детали, даже если не рассматриваю.
– Кхмм, – недоверчиво крякнул мент, похоже он меня таки подозревает, – и всё же, как вы поняли, что он мертв?
– Он лежал так… да ну как труп он лежал, и выглядел он как труп, и вёл себя совершенно как труп!
В глазах юноши явственно читалось сомнение в моих умственных способностях.
– А ещё, Иннка с ним разговаривала. – добавила я зачем-то, видимо, чтобы усугубить.
– С кем?
– С ним, с трупом. Она спросила зачем он тут лежит, как он себя чувствует, не плохо ли, дескать, ему.
– И что он ей ответил?
– Да вы что, как труп мог ей ответить?
– Ну вы же сами только что сказали, что ваша сестра с ним разговаривала.
– Сказала.
– А разговаривать можно с кем-то одушевленным, правильно?
– Не обязательно! – горячо возразила я, – Вот я, допустим, могу и с неодушевленным, с микроволновкой например, или даже с утюгом, а про стиральную машину я вообще…
– А я, почему-то, и не сомневался! – покрываясь зеленоватыми пятнами заверил меня юноша, – И скорей всего, они вам отвечают. Вот только мне это совершенно не интересно. Я просто хочу знать, принимал ли участие в разговоре, найденный вами в лесу, мужчина?!