На шум пришла мать:

– Ой ты, это что ж такое!? – кинулась хозяйка к пошатнувшемуся старику.

– Мамуська, это они мертвяка-дедушку плясать заставляют! – доложил с печи маленький Сенька.

– Сейчас я вам спою! Сейчас я вам устрою пляски! Сейчас вы получите у меня – мертвяка! – мать сорвала с плеча кухонное полотенце, и замахнулась на катавшихся от хохота по лавке мальчишек. – Сейчас я вам дам, разбойники! Никому покоя от вас нет!

Старик остановил ее:

– Полно, деточка, полно, голубушка. Сам я давным-давно не плясал, а уж зрителей – тому подавно не встречал.

Добродушно заулыбалась хозяюшка, но все же для острастки махнула разок-другой полотенцем в сторону развеселившихся сыновей.

– Вы, дедушка, Бога ради, простите их. Они сами не спят и никому не дают. Садитесь за стол, покушайте на здоровье, подкрепитесь.

– Благодарствуй, божья душа, на добром слове. Я уж лучше домой пойду, тебе вон сколько ртов прокормить надобно.

– Останьтесь. От одного-то с нас не убудет. Может, хотите чего особого, так я в погреб схожу.

Старик встревоженно и задумчиво поглядел на нее.

– Одно я хочу узнать, что с тем мальчонкой? Жив ли? Или не смог я, никчемный, смертушку обогнать?

Пронзительно глянула хозяйка на едва стоявшего на ногах бледного изможденного старика и рассказала:

– Уж и не знаю, откуда Вам известно стало, что Николка-купчик потерялся. Его вчера мужики всем селом дотемна искали. Вернулись к ночи ни с чем. Купец, сам едва живой, да и мужики вымерзшие и загнанные, все как один. Пурга еще, как на грех, надежды уж и не было. И тут вдруг Вы вваливаетесь, в одной рубахе, и Николка в санях. Чудо, и только!

Тем временем за окном заскрипел снег, хлопнула дверь в сенях. Через минуту вошел высокий, румяный, такой же белобрысый, как и сыновья, мужик. «Тятя! Тятя!» – кинулись к нему мальцы. Хозяйка глядела на мужа, прижав руки к груди. Он широко улыбнулся и, махнув богатырской ладонью, громогласно скомандовал:

–Ну что, Аленушка! Собирай на стол! Обедать будем.

Тут он заметил старика, стоящего в сторонке, словно тень. Вытянулся перед ним молодой хозяин в струночку, да поклонился в пояс: «Доброго здоровья Вам. Окажите милость, пообедайте с нами». Старик же, никак не мог отогнать тревожные мысли. Он смотрел на хозяина отчаянным взглядом, будто человек, проваливающийся под лед. Мужик тут же все понял, широко улыбнулся и радостно уверил:

– Николка жив! На печи всю ночь проспал. А нынче, сытно отобедавши, всем поклон нижайший шлет! .

Старик грудой осел на лавку. Хозяйка, спрятав лицо в передник, бросилась за печку. Мужик, сам едва сдерживая непрошеные слезы, деловито нахмурился и стал напряженно вглядываться в окно.

А за окном ярко светило солнце. Голубело высокое зимнее небо. Искрились, сияли сугробы. Тенькали, ползая по резным ставням, синицы. Точно подученные желтогрудыми птахами, дети суетились, лазили, ползали по лавке, и по лесенке на печь, и вокруг ножек обеденного стола. Они принимали радость счастливого исхода как что-то естественное и обыденное. Такое простое обычное чудо.

Малыши ползали и лопотали, переговариваясь друг с другом на древнейшем и прекраснейшем из языков, таком загадочном и таком знакомом. На чудесном языке малышей, птиц и лесных ручейков. Щебеча о чем-то своем, дети скользили от одного взрослого к другому по одному, только им известному, порядку и маршруту, точно солнечные зайчики от тающих сосулек.

– Утром дохтура с города привозили. Он Николку осмотрел. Слав Богу, никакой опасности здоровью нет! – твердо закончил хозяин.

Старик наскоро стер слезы рукавом и тяжело поднялся: