– Господи, и куда все девается! Вот, уж истинно – не в коня корм! —

Даже странно, что такой ушлой женщине не приходило в голову, что продукты с ее стола, дружно съедаются целой стаей подружек дочери, стоит ей уйти из дома. А, может, это была хитрость матери. Умудренная жизненным опытом, она знала, что людей в своем окружении надо иногда прикармливать и как знать, кто вырастет из этих детей. Опасаться надо было одного – зависти. Об этом Хима знала наверняка, но считала, что возраст подружек еще не достиг той черты, за которой зависть по-настоящему опасна, поэтому смотрела на все это снисходительно. В душе она надеялась, когда дочь подрастет, она поговорит с ней серьезно, а пока девчонки не выросли, можно лишь наблюдать за ними со стороны. Видела бы она своими глазами, как в ее отсутствие, от души наевшиеся подружки дочери Нины хозяйничают в их квартире: открывали шкаф и примеряли на себя вещи хозяйки. Иногда, кто-то из совсем обнаглевших, красил губы помадой матери и поливал себя ее духами «Красная Москва», но Нина не препятствовала этому беспардонству, тем самым поощряя такое поведение юных нахалок. Часто в этой компании была и Лида. Еще тогда ее манила атмосфера сытости и богатства. Жила Хима с дочерью вдвоем в отдельной двухкомнатной квартире самого лучшего в их округе кирпичного дома. Отсутствие соседей и наличие удобств, а также богатое убранство: ковры, мебель, дорогая посуда – все это притягивало Лиду с самого раннего возраста. Как все это отличается от той обстановки, в которой она росла: заношенная одежда, теснота, отсутствие удобств. Кто жил когда-то в бараках помнит помывки в тазиках и походы в баню по воскресеньям со стояниями в очередях. Прямо сказать, воспоминания не из веселых!

Как я уже упоминала, в худеньком, тщедушном теле Лиды Макаровой рано пробудилось женское либидо. Про таких в народе говорят: – Слаба на передок. Звучит не совсем благозвучно, но по своей сути верно. Надо признать, что в те далекие 50-е годы, потеря девственности до брака у девушек, считалась делом если не греховным, то для подавляющего большинства постыдным. Девушки блюли себя, хоть некоторые и испытывали влечение к противоположному полу ничуть не меньше Лиды. Это было своего рода столпом воспитания, намертво вколоченным в девичье сознание предыдущими поколениями, но все же стоит признать, что одной из главных причин была боязнь нежелательной беременности и страх рождения ребенка без мужа, все это ставило крест на всей жизни женщины. Холостым парням до брака оставалось либо, извините, рукоблудие, либо женщины из категории разведенок и вдов, коих после войны было немало. Но все же, влюбившись в девушку, у большинства парней была одна дорога – в ЗАГС.

Лида не могла, да и не хотела противостоять зову природы. Книг она не читала совсем, считая это пустой тратой времени, а ее пять классов образования, сделали из Лиды необремененную интеллектом и размышлениями о жизни девушку, все мысли которой сводились, так или иначе, к выгоде и сексу. Ксения, материнским сердцем, почуяв это в своей средней дочери, лишь сказала ей:

– Что хочешь, а в подоле не смей принести! —

И, присматриваясь к Лиде, говорила со вздохом:

– Ладно бы Валентина! Та и постарше, и поздоровее… а эта – пигалица, соплей перешибешь, титьки, – она обоими руками делала «фиги», прикладывая их к своей груди внушительного размера. Затем, плюнув в сторону, и мрачно взглянув на Лиду, грозила пальцем, прежде чем взять ведра и пойти за водой на колонку.

А Лида влюбилась в Диму со всем жаром души своей. Частенько, в ожидании свидания с ним, по причине его занятости на аэродроме, она буквально томилась и ждала его возвращения. Одно плохо: им совсем негде было встречаться кроме как в парках, кинотеатрах и на танцах в клубе, где они иногда бывали. Жил Дима Ильин в общежитии, но заведение военное, строгих правил, девушек приглашать было категорически запрещено. А обоюдное влечение, быстро переросшее в страсть, при каждой встрече разгоралось все сильнее и сильнее.