Теперь же расписание составлялось и менялось на ходу, а будильников не было вовсе. Алена без труда вставала рано утром, чуть ли не с восходом, и сразу в добром настроении. Ей было радостно просыпаться в своей бревенчатой комнате с льняными занавесками, сквозь которые пробивались солнечные лучи; видеть из окна яблони в саду и суетящихся вокруг них синиц.

После простого, но вкусного и сытного завтрака, на которые Яна Владимировна была знатная мастерица, и обычных утренних домашних дел – помыть посуду, подмести пол, вытрясти во дворе цветные половички – смотрительница музея посвящала Алену в детали своей работы. Девушка день за днем чему-то училась: то топить печь и готовить на ней, то обращаться с прялками – и ручной, и механической, с колесом. Как только прялки были освоены, Алена побежала по соседям и начесала шерсти с дворовых собак – те как раз линяли по осени. И на этой шерсти, сперва хорошенько постиранной и высушенной, она применила свои новые умения, старательно намотав несколько пухлых серых и рыжих клубков. Пеструю кошку – звали ее, оказывается, Василиса – работа на прялке завораживала, и вскоре она прониклась к Алене симпатией и повсюду ее сопровождала.

Яна Владимировна учила свои помощницу плести кружева, вышивать орнаменты, выпекать хлеб. По вечерам Алена заходила в библиотеку – смотрела старые карты, рисунки, читала легенды и описания старинного быта.

Терем был не очень большим, но скрывал в себе целый мир. Нижняя часть его – подклет – служила подвалом и кладовой. Помимо обычных припасов – круп, консервов, сушеного гороха и макарон – там были кадушки с домашними соленьями и большие плетеные корзины с яблоками.

Над подклетом размещалась большая горница с печью, разгороженная на несколько частей. Вдоль стен стояли лавки и сундуки под нарядными покрывалами – в них хранились вышитые платья, меха, украшения, ленты и ткани. Возле печи был вбит фигурный кованый светец с лучиной.

Была еще небольшая светелка с красными окнами на три стороны, предназначенная для рукоделия – там-то Алена и осваивала прялку и веретено.

Хоть гости в тереме бывали редко, все комнаты содержались в постоянном порядке и опрятности и напоминали скорее жилой дом, чем музейную экспозицию. Всякая вещь лежала на своем месте, готовая к работе.

* * *

В Брусвянке, конечно, скоро прознали, что у хранительницы музея появилась помощница. Стали приходить местные, знакомиться, звать в гости. Алена охотно отвечала на приглашения: жизнь поселка ей очень нравилась.

Елисей в гости не приглашал, но сам в терем наведывался частенько: то дров наколет, то в сарае гремит какими-то инструментами. Он вообще оказался мастером на все руки, и каким мастером! Алена это случайно выяснила, когда в один отнюдь не прекрасный момент нечаянно отломила украшение со ставни.

Она смотрела на резную птичку на ладони и чувствовала, что сейчас разрыдается, как школьница. Фигурка мало того, что оторвалась, еще и треснула поперек. Надо было идти к смотрительнице, признаваться, что сломала драгоценную старинную вещь, но ноги не шли. Тут как назло внизу хлопнула дверь, и донесся бодрый клич Елисея. «Да там она, наверху вроде, в большой горнице» – подсказала Яна Владимировна. На лестнице совсем рядом раздались тяжелые шаги, и Алена поспешно вытерла рукавом щеку.

– Эй, Алён! Ты чего там не отзываешься?

Дверь распахнулась. Взъерошенный Елисей удивленно уставился на девушку. Обычно она с ним всегда здоровалась и улыбалась, и как будто бы его приход не был для нее неприятностью. А тут вон стоит, молчит, отворачивается…