Но она не сдержалась и позволила себе всего дольку. Нежный мягкий шоколад таял на языке. Лариса Георгиевна отломила еще. И еще…

– Ой, извините, – спохватилась она, вдруг увидав пустую обертку. – Мы с Настей съели, кажется, всю плитку…

– Не беспокойтесь, я шоколад не люблю. Главное – Настя довольна и хорошо себя чувствует. Она подверглась воздействию плохих процессов, но это не сказалось на здоровье, я проверила. Ей опасность больше не угрожает.

Кому же тогда? Пропавшему Петухову? Питерскому красавчику? В голове Ларисы Георгиевны крутилось множество вопросов. Но уместно ли будет наседать на Наташу?

– Такое на площади днем творилось…, – задумчиво произнесла она, поглаживая теплую кружку.

– А что произошло? – встряла Настя.

– Мамы старшеклассников едва не устроили самосуд над приезжим директором, – пояснила Наталья Сергеевна.

И Лариса Георгиевна поняла: сейчас или никогда!

– Может я лезу не в свое дело, но почему вы заступились в Администрации за этого человека? Напавших на него мам можно понять, в субботу он потерял Петухова, на следующей неделе потеряет еще кого-нибудь…

– Мамы ошибаются, – спокойно ответила Наташа. – Новый директор тоже жертва. Но вижу, их двое…

– Объясните…

– Нам нельзя терять Александра Евгеньевича. Того, кто выдает себя за него, надобно опасаться.

Во дворе, замкнутом с четырех сторон крашеными в грязно-желтый цвет пятиэтажками, холодная морось оседает на выцветшей детской горке, на крыше игрового домика. Под порывами ветра мотаются качели, засыпанные листьями. Резные нарты, устланные рыжими шкурами, стоят полозьями на мокрой асфальтовой дорожке. Рядом распряженные олени выщипывают клочки волглой травы. Самый мощный, белоснежный, поднимает голову, царственно увенчанную короной рогов. Вдруг солнце просквозило в облаках. Рога оленя блеснули золотом.

Что это!..

Порыв ветра бросил в лицо Ларисе Георгиевне мелкий мусор. Она сморгнула. Нарты и олени пропали. Может прадед Павлика, и правда шаман?

В таких подъездах обычно пахнет кошками и кухней, а в этом – удивительно свежо. Лариса Георгиевна, сдвинув рукав плаща, посмотрела на часы. Стрелки сходились на четырех. Она поспешила на пятый этаж, нажала на кнопку звонка. За дверью послышались торопливые шаркающие шаги. Замки захрустели.

– Спасибо, что пришли, – очень тихо произнес Павлик. – Проходите.

Лариса Георгиевна вытерла ноги о лоскутный половичок и шагнула в заставленную книжными шкафами прихожую. Потянулась к молнии левого сапога.

– Ради бога, не разувайтесь, – засуетился Павлик. – Идите в комнату, прадед вас с утра ждет.

– Вы ему сказали?

– Сам узнал.

Большая комната, в которой обитал старый Мыкла, была вся застелена поверх ковров рыжими меховыми одеялами. Обычная мебель, два потертых кресла, диванчик, когда-то полированная, теперь потускневшая стенка.

– Это ты с моим Пасей работаешь? – донеслось из дальнего угла.

Там, прямо на полу, на шкурах, сидел, поджав под себя ноги, темноволосый гладколицый мужчина, которому на вид нельзя было дать больше сорока. Это дед Павлика?

– Прадед, – мужчина поднялся легко, как юноша. – Ты, Лариса, пришла мне консультацию дать?

Лариса Георгиевна кивнула.

– Ну, иди тогда, руки мой. Из комнаты – направо.

В коридоре Ларису Георгиевну уже ожидал Павлик с чистым, пахнувшем свежей стиркой полотенцем.

– Сюда, пожалуйста.

Лариса Георгиевна тщательно вымыла руки под теплой, белой от хлорки струей. И, не мешкая, вернулась к пациенту. Тот ждал её, перебирая темными пальцами костяные кубики, нанизанные на нитку.

– Что мне делать? – важно поинтересовался он.

– Для начала встаньте ровно, вытяните руки, а потом коснитесь указательным кончика носа. Смотрите на меня.