– Зря ты так, очень полезно и питательно. Садись за стол, а то остынет.

Настя присаживаться не спешила, смотрела, сколько мать положит ей в тарелку.

– А можно в два раза меньше?

– Не лопнешь, – строго произнесла Лариса Георгиевна и поставила кашу перед дочерью.

Настя недовольно сморщилась. Она могла часами елозить ложкой, но так и не доесть овсянку до конца. Никогда раньше дочь не возвращалась из походов такой бледной и потерянной. Лариса Георгиевна заволновалась, хоть и старалась не подавать виду.

– Настюш, что у вас случилось? Расскажи толком, – попросила она.

– Я не должна была оставлять его, – Настя без аппетита макала ложку в кашу. – Теперь все меня будут винить, наверное.

– Это с чего? За исчезновение Петухова к ответственности привлекут нового директора.

– Мам, я последняя видела Мишу живым.

– Он и теперь живой, он заблудился, его найдут.

– А если нет?

Вдруг у Насти проснулся аппетит. Дочь жадно ела овсянку, забывая вытирать подбородок. Лариса Георгиевна еще сильнее забеспокоилась.

По радио прозвучал сигнал выпуска новостей.

– Добрый день, дорогие слушатели, – встревожено начал Володя Тетерин. – В эфире экстренный выпуск. Сегодня ночью в сопках в километре от озера Трифонаярви пропал подросток. Михаил Петухов. Рано утром я выезжал на место происшествия, разговаривал с военными, которые прочесывают местность. Недалеко от поляны, где пропавший рубил дрова, найдена обувь, белые кроссовки «Rebook». От можжевельника, который он заготавливал, ведут глубокие следы. А дальше ничего. Впечатление, будто Петухов испарился прямо из кроссовок. Вот все, что известно на этот час. Мы снова выйдем в эфир через тридцать минут. Теперь, к другим новостям…

– Мам, а где папа? – вдруг спросила Настя. – Это же он возглавил поиски?

– Наверное, – согласилась Лариса Георгиевна. – Я пришла с дежурства около восьми, и его не было дома. Вернется со службы, спросим. Настюш, может тебе в школу пока не ходить?

– Неа, – мотнула головой Настя. – По понедельникам этнографический кружок, его Наташа ведет. Я доклад все лето готовила.

– Ну дело твое.

– Ладно, мам, – Настя взяла свою тарелку и поставила в раковину. – Пойду к себе. Если Светка притащится, скажи, у меня голова болит.

– Вы что поссорились?

– Мам! – отрезала Настя. – Я устала, хочу отдохнуть.

Лариса Георгиевна медленно убрала со стола, медленно помыла посуду. Руки вытирала полотенцем минут десять. Глянула на холодильник. Надо бы обед готовить, да сил нет. Что Настя натворила в походе? Она точно все рассказала?

Деревянные часы с маятником, висевшие на стене в большой комнате, прохрипели десять раз. Лариса Георгиевна взглянула на телефон, алевший на тумбочке. Хотела позвонить в часть, узнать, там ли муж, но передумала. Села в кресло у окна. Из корзинки вытащила клубок серой пряжи, длинные вязальные спицы. Захватила рабочую нить и протащила через петлю. Указательным сняла провязанное. Вздохнула. Глубокую тишину нарушало лишь мерное тиканье часов, да постукивание стальных спиц. Телефон молчал. Казалось – муж позвонит, успокоит, скажет:

– Петухова нашли.

– Настя не виновата?

– Не виновата…

А если его не найдут?

Лариса Георгиевна отложила вязанье в сторону. Прислушалась. Дочь спит? Плачет? Готовит уроки?

В этот момент с улицы донесся быстро приближающийся стрекот вертолета. Накатил, накрыл пятиэтажку – березки во дворе пригнулись, хрусталь в буфете жалобно заныл. Лариса Георгиевна отмотала из клубка немного нити, но петелька вдруг выскользнула из-под спицы и побежала вниз, распуская связанное.

За окном уже сгущались сумерки, когда Лариса Георгиевна постучала в комнату дочери. Не дождавшись ответа, заглянула. Настя скрючилась, отвернувшись к стене и, похоже, крепко спала. Лариса Георгиевна поправила подушку, укрыла дочь мягким шерстяным пледом. Из комнаты выходила на цыпочках. Снова занялась вязанием. Спицы ловко сновали у нее в руках, пальцы, на которые была наброшена нить, делали быстрые круги.