Для Бога нет ничего невозможного. Как ты лечишься? Если ты Божественностью лечишься – тогда и слушай Бога. А ты по-человечески лечишься, а для человека вообще ничего не лечится.

Это поджелудочная, это стрессовая система, это стрессовость. А стрессовость – это вся информация, это гниение мусора в голове. Любовь – это несколько другое, это сердечный центр, это уже переживания. И всё равно они тоже будут нарушаться из-за мусора в голове.

Если будет какая-то обида, то это будет онкология горла. А если, допустим, сильнейший страх, это будет онкология предстательной железы, всего низа живота.

Не важно, веришь ли ты, Божественное присутствует. У Бога на всё свой план. О душе и речь не надо вести. Она соткана из света, она просто знает. Зачем ей этим заниматься? Мы воспитываем ум свой в течение жизни, чтобы он стал как душа. Только ум у всех такой: я хочу сам, не корону, а деньги, я же главный!

У меня пациентка, еще давно, в девяносто втором году, опухоль головного мозга, ей тогда 62 года было, сейчас ей уже 90. У неё была опухоль головного мозга, и муж её обратился, пожалуйста, умирает в Боткинской. Едем в Боткинскую, заходим в больницу, в палату заходим. С нами два врача, мужики такие заходят. А я вижу, она лежит на кровати, у неё повязка на глазах какая-то.

А врачи прямо с ходу мужу: «Ну, Вы готовьтесь, она дня через три умрет». А для меня это шок, как это? Думаю, может она в коме? Подхожу к ней: «Как Вы себя чувствуете?». Она так: «Ой, плохо». И я показал определенный тип дыхания для неё. У неё там всё скрутило. Я говорю: «Крутить, вертеть будет». Врачи вот так вот стоят, смотрят, мужу говорят: «Это кто это?». А муж говорит: «Ну, всё, вы же сказали, что она через три дня умрет».

И она такая, её крутило, вертело, всё. Полотенце с головы снимаю, она такая раз, на меня смотрит. Я говорю: «Голова не болит?». Она говорит: «Нет, не болит». Я мужу говорю, что ей здесь не место. Если надо умереть, лучше дома, а чего здесь-то? Врачи такие, нет, как это, она должна быть здесь. И заведующий прибежал, и главврач, все сбежались. Я мужу говорю: «Пишите заявление, я же не родственник, что под Вашу ответственность Вы её забираете».

И всё, мы её забрали, вообще с таким шумом. И к ней домой я приезжал где-то раз в неделю. А я ей сказал: «Дышать таким дыханием два раза в день». Потом приезжаю где-то уже через месяц домой к ней, а там родня её сидит, и я такой говорю: «Ну, всё, поднимайся, пора вставать». Она такая: «Как, я три месяца лежу, никак». Я говорю: «Закрой глаза». Она закрыла глаза, я говорю: «Посмотри на большой палец правой ноги, кость видишь?» – «Вижу» – «Какого цвета?» – «Какая-то желтовато-кремовая». Я говорю: «Сделай её белоснежной». Она говорит: «Есть». Потом следующий палец точно так же. И мы вот так вот по всему телу прошли, и я ей говорю: «У тебя новое тело, давай вставай, хватит лежать». И она такая с кровати встаёт, и я в саморегуляцию её отправляю, и её «понесло».

А кто там сидит, все в шоке, и я говорю: «Ладно, всё, к Вам больше не приду». И она начала заниматься на моих тренировках. Она делала такие вещи, что ко мне приходят бойцы, чёрные пояса по карате, и я говорю: «Значит, так, ребята, если вы в ритме этой бабушки минут 30—40 удержитесь, ваши пояса не зря». Они такие: «Да ладно, ничего себе». И она делает, а они не могут. Они спрашивают: «А как она делает?» Я говорю: «У бабушки внутри Бог живёт, а вы все в уме своём сидите».

Ум является своего рода стопором, границей, которая не даёт нам осознавать духовное сияние. А в момент физической смерти или перезагрузки ум человека ослабляет свой контроль, он отпускает человека. И человек начинает взаимодействовать, осознавать более тонкие энергии, в том числе сияние, исходящее от источника. Идя по этому сиянию, человек доходит до источника.