И была, как песня, ночь длинна

В небеса уйти не торопясь,

Над седыми соснами одна

Тихая мелодия лилась.

Мелодия медленно смолкала. А Маркиза почувствовала на душе покой и радость. Словно когда-то она задавала вопрос, и пришло время ответа. Она не могла сдержаться и кинулась обнимать Одери и Вескис.

– Спасибо, милый Одери, – только и могла прошептать она.

– Это не мне, не мне, – мотал курчавой головой Одери, и указывал куда-то вверх, к звездам. И конечно, руки его были пусты.

– Холодно, Одери, – ласково говорила Вескис, кладя руку ему на плечо, – пойдем. Я принесла тебе теплые вещи.

Одери кивал и улыбался странной своей улыбкой, которая в другое время напомнила бы Маркизе беспомощных пациентов неврологического отделения. Но сейчас она забыла обо всех определениях, что есть норма, а что – отклонение, и зачарованно глядела на худого волшебника, только что разбудившего этот мир.

Они вернулись в пещеру.

– Вот, Одери, – Вескис вытряхнула на лежанку одежду из рюкзака, что принесла с собой. – Это чистые, теплые вещи. Такие, как ты любишь.

– Да, Вескис всегда знает, всегда заботится, – говорил Одери. – Вескис теплая. – он улыбался, не глядя на принесенные вещи, а ловя, кажется, каждое движение Вескис, расправляющей свитер для него.

– Одери, оденься, – мягко, но настойчиво сказала Вескис, – сейчас моя группа сюда придет. Они тоже соскучились по тебе.

Одери взял свитер и теплые брюки и со свечой пошел в другой зал пещеры.

Вескис открыла дверь, и они с Маркизой присели на пороге, согреваемые теплом пещеры, и глядя на звезды.

– Вот тут мы и жили с Одери, – сказала Вескис. – После… катастрофы.

– Долго? – тихо спросила Маркиза.

– Прилично, несколько месяцев. Это место приютило нас. – Она помолчала, потом продолжила, глядя в небо:

– Это место особое, Маркиза. Оно закрыто. – Вескис перевела взгляд на Маркизу и улыбнулась ей, – Это значит, что ты не найдешь его ни на одной карте. Как, кстати говоря, большинство мест, куда мы летаем: Суховей тот же самый или Джорджию.

– А где это?

– Джорджия – в Грузии. Суховей, ты знаешь, – на юге, – Вескис махнула куда-то в сторону большой звезды. – Но это место мне особенно дорого.

Вескис замолкла, а Маркиза подумала, что не стоит сейчас спрашивать: и так понятно, что когда-то это место спасло жизнь ей, Одери и еще кому-то. Какая разница, вдруг подумалось ей, из какой страны они появились, – все равно этой страны уже нет. Эта мысль ошеломила ее – не сама мысль, а то, как она пришла ей в голову – словно откуда-то извне. Видимо, их связь с Вескис еще продолжалась. А вопросы все роились у нее в голове, она не могла так сразу успокоиться.

– А Одери… почему он не в нашей группе? – И тут же Маркизе самой стало странно от своего вопроса. Одери невозможно жить в городе, среди людей он – как белая ворона; еще, пожалуй, упекут его в лечебницу… Но ответ был другим.

– Одери не летает, – мягко сказала Вескис.

– Не лета-а-ет… – протянула Маркиза. «Но он же слышит музыку!» – подумала она. И сам собой пришел ответ: он слышит музыку, он рождает музыку. Чтобы кто-то летел, кто-то другой должен оставаться и петь. Кто-то должен ждать и не гасить огня. Так всегда было. Заозерье – чудесное место, но всегда должен быть кто-то внутри, кто делает чудо возможным. Она вспомнила, как когда-то слышала от Френка поразившую ее теорию виртуальных частиц: их вроде бы нет в природе, но они влияют на наш реальный мир; а когда появляется квант света, – один совсем маленький квант, – они становятся материальны… «Одери – такой квант света», – подумала она.

– Но как он поет! – сказала Маркиза.