– Проходите, друзья, за мной! Скорее, в шатер, за толпой! – Он подвел их к воротам, подождал, когда ребята зайдут, а потом запер ворота на замок. Увидев, как Малкин проскользнул между прутьев, клоун на секунду замешкался, но ничего не сказал, просто пошел вслед за ребятами.

Здесь тумана не было. Истертая красная ковровая дорожка, вдоль которой тоже стояли свечи в банках, была расстелена прямо на траве, между натянутых канатов. Дальний ее конец скрывался под высокой, украшенной фонариками аркой у входа в шатер. Под аркой как раз прошли зрители, последними купившие билеты. Изнутри доносились звуки аккордеона, барабанов и скрипки, а также взволнованные голоса.

– Меня зовут Джоуи, мое дело – смешить, но еще я отлично умею грустить, – сказал клоун и, показав на нарисованную под глазом слезинку, скорчил скорбную рожу.

Роберту клоун показался странным, и эти дурацкие стишки не делали его приятнее. Джоуи постоянно шутил, но на самом деле был дерганым и нервным. Интересно, он всегда разговаривает рифмами? Так, наверное, с ума сойти можно, если, конечно, клоун до сих пор в своем уме.

Подойдя к шатру, друзья увидели механоида, руки и ноги которого скрипели, как давно не смазанные тормоза. Он был два с половиной метра ростом, – гораздо выше и крупнее человека.

Механоид заметил их и проводил взглядом, медленно, с жутким скрежетом поворачивая голову. Его большие, пустые глаза походили на круглые фары паромобиля, а вместо рта была узкая, прорезанная прямо в металле щель. Казалось, этого механоида собрали из металлолома. Он сложил на груди руки, и они громко лязгнули. Роберт поежился. Руки у механоида были толстые и мощные, словно две колонны, а здоровенными кулаками он наверняка без труда мог проломить череп. Хорошо, что механоиды не умеют причинять вред людям.

– Это Болван, – представил механоида Джоуи. – Стоит на страже, твердо стоит. Не смазан маслом, постоянно скрипит.

Лили и Толли с опаской посмотрели на Болвана, но Джоуи быстро завел их в шатер, где дымный аромат жареных каштанов и горелой сахарной ваты смешался с запахом брезента, опилок и пота.

У входа стояла ярко раскрашенная тележка, а за ней – еще один клоун, совсем не похожий на Джоуи. Глаза у него были обведены белым, по губам размазана красная помада, а волосы, торчавшие в разные стороны из-под старенькой шляпы-котелка, были ярко-оранжевые, как морковка. На клоуне болтался костюм, явно ему не по размеру, в разноцветную клетку. Казалось, этот костюм, похожий на огромную скатерть, сшили из лоскутков, оставшихся после взрыва на текстильной фабрике.

– Подходите, не стесняйтесь! – позвал их клоун и показал на сладости, разложенные на тележке. – Слакуски и задости! Марвательный жемелад, щемонный лирбет, ледкие сладенцы, коколадные шонфеты, вахарная сата и кашеные жартаны – попробуйте эти лакесные чудомства…

Роберт не понял ни одного слова, но названия у всех сладостей были противные.

– Это Огги, – представил Джоуи клоуна. – Он любит путать буквы и слова, но, если прислушаться, все просто, как дважды два.

– У нас нет денег, – призналась Лили.

– Страчего нишного, – сказал Огги, вытащил из тележки маленькую полосатую коробочку красно-белого цвета в форме сердца и протянул ее Лили. – Вот тебе еще один подарок.

– Ах, девочка, оставь свои сомнения… – заявил Джоуи. – Тебя мы поздравляем с днем рождения.

– Спасибо, – с улыбкой сказала Лили, пытаясь не показать, что совсем растерялась. Она приняла подарок и передала его Роберту. Откуда клоуны знают про ее день рождения, ведь она им ничего не говорила? Неужели первый подарок тоже они прислали?