Мальчик понял, что улыбаться он не может.
И не только потому, что вороны не имеют мимических мускулов.
3
К тому времени, когда новонаречённый Петрус встретился с матерью, он успел переболеть страхом, исцелиться радостью полёта, забыть обиды, сменить не только птичье естество на человечье, но и надеть чистую одежду.
А потом рассказать о своём торжестве сводному брату Пириту. Пирит пристально взглянул на него, и тогда Петрус, сам не зная, почему, выпалил.
– Спасибо, что спас меня!
В его словах было больше вопроса, чем благодарности. Потому что он не был до конца уверен, кто же его спаситель? Но Пирит наградил его ещё одним пристальным взглядом и буркнул, отвернувшись.
– Не за что меня благодарить.
Мать, как всегда, пришла домой поздно.
– Мама, он избивал меня! А ты не защитила! Мы так не договаривались!
Мать уже знала от мужа, что её толстячок-сын, так долго трусивший, и не решавшийся взлететь, наконец-таки, преодолел свой страх. Она поцеловала его в фонтанчик синих волос. Но не заметила ни опухших от слёз глаз, ни цепляющихся пальцев. И ответила своим мыслям, а не его жалостливым словам.
– Я рада за тебя, сынок! Теперь летаем мы все, четверо. Мы стали настоящей семьёй таганов. А то я уж всерьёз начала опасаться, что твоя фибула так и останется просто застёжкой для плаща! А Пирит вечно будет насмехаться над твоей слабостью. Мне это было так обидно!
Петрус выждал ещё немного времени, привычно, как неуклюжий щенок, поласкался к ней. Но мать так и не ответила на его жалобы и заискивания. От неё пахло костром и новыми людьми. Она натирала лицо и тело ароматическими маслами, видимо, чтобы избавиться от чужих запахов. Готовилась к ночи с этим «чудовищем», которое так унижало его сегодня! А «чудовищу» – всё равно, чем от неё пахнет! Вороны не способны ловить запахи! А вот ему, сыну, – не всё равно!
Петруса вдруг захлестнула злая ревность: а на меня она даже не глядит! Моя жалоба уже ничего для неё не значит! То новые друзья, то новый муж! Всё для них! Для меня она устала, а для «чудовища» и одевается и причёсывается на ночь глядя!
Он попытался ещё одним способом привлечь материнское внимание. Старым испытанным способом.
– Мам, представляешь, Пирит совершенно не разбирается в созвездиях. Говорит: я ворон, я ворон! А сам ни одной птицы на небе не видит! А ещё надо мной насмехается! Но зато…
Мать рассеянно взглянула в зеркало. И в очередной раз ответила не ему, а своим мыслям.
– Пирит туп и неразвит. Удивительно, как это у Клеарха родился столь неполноценный ребёнок! И зачем он оставил его? Уродливых щенков в помёте надо выбраковывать. Они всегда ведут себя как кукушата, вытесняют нормальных, в них заложена особая жизнеспособность.
Петрусу показалось очень обидным, что мать говорит не с ним.
То, что он услышал, вообще не имело отношения к его словам. Он просто хотел похвастаться собственными успехами на фоне сводного брата. Пирит был его единственным товарищем по играм. К тому же, после этого Петрус хотел перейти к описанию его благородного поступка. И был решительно не согласен, что того надо «выбраковывать» – мать явно преувеличивала.
Эх! Этот способ привлечь к себе внимание тоже не сработал! Видно, сегодня ему так и не повезёт. Мать выпроводила его из своей комнаты, мягко подтолкнув за плечи в сторону детской половины. А сама направилась в комнаты отчима. Стройная, благоухающая, в шёлковых струящихся одеждах. Он беспомощно посмотрел ей вслед.
– Что, ябеда, не напросился на мамочкино утешение? – Пирит выскочил из-за угла, испугав брата. И сам же обрадовался произведённому эффекту. Петрусу стало стыдно и страшно. Светленькие, нетаганские глазки заплыли слезами.