Мы отошли к барной стойке, покинув Агнесску, которая увлечённо болтала в этот момент с Петей. Любавин взял сок, и, подвигая стакан, неотрывно смотрел на меня.

– Вот, видите фотографию? – он кивнул на один из снимков, которые были размещены на стене кафе. Я обернулась и внимательно посмотрела на фото. На нём красовался немолодой мужчина, который обнимал очень симпатичную даму, намного моложе его.– Это мой знакомый. Он сейчас живёт за границей, на его стихи есть песни, которые исполняют известные певцы. Когда-то он здесь бывал, в нашем кафе. И её он встретил тоже здесь. Со временем они поженились.

– Здорово, – заметила я. – Настоящая любовь?

– А бывает ненастоящая?

Я слегка опешила от этого вопроса.

– …Знаете, когда-то давно я смотрела фильм, в котором главная героиня физически умирала от любви. Поразительный сюжет. Врачи не могли понять, почему она умирает. А оказалось – от любви.

– Я никогда не испытывал такого сильного чувства, чтобы умирать от любви, – заметил Артём.

– А Ваши стихи?

– Стихи испытывали. Некоторые даже умирали! – усмехнулся Любавин.

– По-вашему, они могут быть написаны так искренне в обход чувствам автора? – спросила я.

– Нет, что Вы… За спиной литературных героев всегда стоит автор. Но вот я от любви физически точно не умирал, – улыбнулся Любавин.

– Душевно от любви тоже хорошо умирать, – улыбнулась я в ответ.

– Не накликайте. Умирать от всего тяжело… И, к вопросу про «настоящее». Однажды попробовав, и зная, какое оно настоящее, разве можно потом спокойно жить от этого настоящего вдалеке и без шанса, пусть прозрачного, вновь почувствовать это настоящее?..

Я словно впала в лёгкий ступор от последних слов Любавина, не зная, что ответить, но тут Агнесска окликнула меня и сказала, что они с Петей вынуждены уйти, поскольку у них появились срочные дела.

– Потом расскажу, – шепнула она мне на прощание.

Мы остались с Артёмом одни в полумраке бара, не считая нескольких завсегдатаев кафе. Народ уже постепенно уходил домой, а время было уже поздним.

– Действительно, поздно, – заметил Артём, наблюдая, как я поглядываю на часы. – Можно вас проводить? Вам далеко добираться?

– Нет, здесь всего две остановки. Но проводить меня можно, – я улыбнулась и взяла сумочку.

На выходе в холле я оглянулась на себя в зеркало. Немного растрёпанные волосы струились по плечам, скрывая воротник курточки, а глаза у меня светились. «Всё от счастья», – мысленно усмехнулась я. Любавин распахнул передо мной входную дверь клуба и галантно пропустил вперёд. Вообще, манеры Артёма восхищали меня, отвыкшую от подобного, – отличались истинным мужским благородством. «В чём, в чём, а в знании этикета этому мужчине не откажешь», – подумалось мне.

Поднимаясь по ступенькам лестницы, которая выводила нас из полуподвального помещение кафе, я нечаянно оступилась.

– Ой! – вскрикнула я.

– Ай! – тут же отреагировал Артём, улыбнувшись, и подхватил меня за талию.

– Каблук можно сломать на вашей лестнице, – сквозь лёгкую боль тихонько рассмеялась я.

– Это с непривычки. Люди частенько спотыкаются на лестницах, ведущих в небо, – тихий голос Любавина прозвучал неожиданно близко. – Сейчас пройдёт.

Через пару минут боль в лодыжке действительно забылась. Мы направились к моему дому, тихо переговариваясь о клубе, о стихах и, конечно, о погоде.

– Чудесный вечер. Не находите? – спросил Артём, запрокинув голову наверх и вдыхая осенний ночной воздух. Я тоже посмотрела на ночное небо.

– Красиво. И звёзды так низко…

– Самое время для романтиков и поэтов, – улыбнулся Артём.

– Вы настолько романтичны?

– Не более чем человек, пишущий стихи, – усмехнулся Любавин.