– Не прибирал я тебя.
– Так мы чего, не в раю?
– А ты прямиком в рай нацелился? – улыбнулся Господь. – Нет, не в раю.
– А где?
– Здесь, – развёл руки Бог. – На распутье.
– О как…
– Ага. Пойдёшь налево – коня потеряешь, пойдёшь направо…
– Да и ладно бы с ним, с конём–то, – махнул рукой Иван Фёдорович. – Хотя, жалко «десяту» мою. Я ж с ней… Эх!.. Ну да ладно, лево–право, право–лево… Ты скажи, куда идти, чтобы себя не потерять.
– Всё–то вам скажи да подскажи, – проворчал Бог. Незлобливо и не в сердцах, впрочем.
– Ну, так ты ж это… Мы ж дети твои, вроде как.
– «Вроде как….» – повторил Господь и покачал головой. – Прямо иди. Это лучше всего, чтобы себя сохранить.
– Ну, это я и сам знаю, – поморщился Иван Фёдорович. – Это все так говорят.
Господь пожал плечами: так а чего ж тогда спрашиваешь–то…
Помолчали, слушая грозу. А гроза говорила много, торопливо и сбивчиво. То бормотала что–то себе под нос, то разражалась вдруг длинными и громкими громовыми тирадами. Пришепётывал что–то дождь. Вздыхал и сопел ветер.
И, несмотря ни на что, была в сердце какая–то благодать. И уютно было, будто не в чистом поле пережидаешь грозу, а в осенней сторожке – попиваешь чаёк с сахарком вприкуску да поглядываешь в оконце. И просишь гром потише, чтобы поющего сверчка не заглушал напрочь.
Иван Фёдорович прихлёбывал горячий напиток, от которого на душе стало ощутимо легче. Может, он, этот Божий чаёк, грехи с неё смывает?
Или, прости господи, отшибает чувствительность – подготавливает к переходу на тот свет?
Ой, нет, нехорошая это мысль! Разве станет Он так с людьми…
– Кто же ещё подскажет–то, – вернулся Иван Фёдорович к разговору, взглянув на дерзкий молниевый выпляс у горизонта. – Ты же это… один у нас всеведущий и всевидящий. Пока ты есть, кого ж ещё…
– Нет меня, – перебил Бог.
– В смысле? – не понял Иван Фёдорович и даже чай чуть не пролил.
– А какой тебе ещё смысл, – грустно улыбнулся Господь. – Правы были атеисты. Нет меня.
– Постой, постой! – всполошился Иван Фёдорович. – Какие к чертям атеисты?! Что значит «нет меня»?! Ты бог или не бог?
– Бог.
– Ну. Ты сидишь в раю или не сидишь?
– Не сижу. Ушёл я из рая.
– Куда это? – изумился Иван Фёдорович. – Где ж ты теперь?
– Здесь, – повёл взглядом вокруг Господь. – На распутье.
– Эвона как… – Иван Фёдорович похлопал себя по карманам в поисках карамельки. Но карамелек больше не было. Поэтому он только покачал головой и повторил: – Эвона как…
И спросил через минуту, испуганно:
– И кто ж теперь всем заправляет?
– А никто, – просто ответил Бог.
– То есть? Значит, бабульки по церквам молятся тебе, а тебя – нет?
– Нет.
– Весело!.. А Завет как же?
– Понимаешь, – пожал плечами Господь, прихлёбывая чай, – время такое пришло… Переосмыслить надо многое, понять.
– Хм… Неправильно это как–то.
– Я уж и сам не знаю иногда, что правильно, а что – нет. Устал я.
– Ну, ты это… назвался груздем…
– Да знаю я, – перебил Бог. – Над новым Заветом думаю, в общем.
– Новым? А старый куда ж? Это, стало быть, конца света не предвидится пока?
– Не предвидится, – кивнул Господь. – Не готовы вы ещё.
– Это хорошо, – кивнул Иван Фёдорович, возвращаясь к чаю. – Дача у меня недостроена вечно. А тут Машка в сентябре родить должна. Внук, понимаешь, у меня будет, хе–хе… А так–то и мы с Сергевной отчебучить можем молодца или молодуху ещё одну. Я уж ей давно говорю: слышь, Сергевна, а не сообразить ли нам…
И тут снова накатило на забывшегося Ивана Фёдоровича осознание необратимости процесса. Взгляд его стал тоскливым и отрешённым.
А Господь отставил кружку, поднялся неспешно, взял старенький, оглаженный бесконечностью времени, посох, лежащий у костра, посмотрел на Ивана Фёдоровича задумчиво.