Алевтина приготовила жареную картошку с яйцом и шкварками. Получилось особенно вкусно, потому что в последние месяцы мы с Иванычем особо себя не баловали. Я уже какую неделю порывался пожарить авторский шашлык, но вечно что-то мешало. То мяса не было, то шампуров не хватало, то погода подводила.

Быстро позавтракав, мы выпили по кружке чая.

Он у хозяйки был вкусный, но совсем не чета тем, что ранее хранил у себя егерь. Жаль, что при том пожаре, что устроил Уткин, все сгорело к чертям. Абсолютно все. Больше всего я скорбел о деньгах и медалях, что сгорели.

Мы пополнили запас провизии сухарями и вяленой рыбой. Наполнили фляжки доверху.

– Сколько нам идти до зимовья? – поинтересовался я.

– Думаю, часа за четыре доберемся, – ответил Иваныч, надевая рюкзак за спину. – Хотя я плохо знаю. Вот Монгол нас и отведет – он тут каждую посадку знает. Ну что, готов?

Попрощавшись с Алевтиной, мы оставили через нее просьбу – передать председателю, чтобы при появлении Кузьмича, никуда его не отпускал. Вдруг разминёмся?

Погода стояла хорошая, на часах была половина десятого утра. Солнышко уже начало пригревать, температура держалась в районе плюс десяти градусов. Так как это было редколесье, идти было несложно.

Я отметил, что практически весь снег уже растаял, лишь кое-где, в низинах, еще оставались едва заметные кучки грязного снега. Едва подошли к ориентиру, заметили впереди Монгола – тот кормил белку сухими ягодами.

– Вы как раз вовремя! – ответил тот, скормив последние ягоды. – Ну что, готовы?

Выдвинулись вслед за охотником.

Дорога была простой, так как проводник старательно обходил сложные места, вроде болот, оставшихся после таяния снегов и разлившихся рек.

До зимовья добрались через полтора часа. По пути не встретили ничего странного, да и животины никакой не было. Лишь в одной посадке разглядели одинокую лису.

Избушка Кузьмича была старой, построенной еще до войны. Про оснащенности она и в подметки не годилась той, где я организовал браконьерам теплый прием.

– Эй, Кузьмич! – гаркнул Матвей Иванович. – Ты здесь?

Но в ответ доносилась лишь тишина.

По пути я обратил внимание, что один из капканов был сработан – зазубрины были в засохшей темной крови. Видать, кто-то попался недавно, но сумел сбежать.

Подошли ближе, осмотрелись.

– Погодите, а дым из трубы идет. Хоть и слабый! – прищурившись, заметил Монгол. – Если его сейчас нет, значит, подождем.

Мы разбрелись по небольшой полянке. Благо бродить можно было где угодно, главное – под ноги смотреть и на «подарок» не наткнуться.

– Кузьмич! Ты там? – снова крикнул егерь. – Выходи, дело есть!

Я шел впереди и заметил, что входная дверь сломана. На досках были следы когтей, на полу рассыпана светлая земля. Смутное чувство закралось в мою голову – а что если…

– Тут было весело! – хмыкнул Монгол, оглядывая дом. – И на ставнях тоже отметины. Будто медведь когтями порвал бы…

Егерь рывком дернул на себя дверь, затем вытащил нож, аккуратно поддел им засов с той стороны и через щель сдвинул в сторону. Через секунду дверь распахнулась… Иваныч зашел внутрь и громкий возглас дал нам понять, что не зря мы волновались.

– Черт возьми! Это же Кузьмич, – поразился Матвей Иванович.

И верно, на входе, с почти пустой бутылочкой в руке, прямо на полу сидел бледный, как мел, егерь. На лице застыла жуткая гримаса, как будто он чего-то сильно испугался. Рядом разряженное ружье, осколки стекла на полу.

– Э-э, да тут все очевидно, – качнув головой, вздохнул Монгол. – Помер наш егерь. От разрыва сердца…

Мне хватило простого осмотра, чтобы понять – смерть наступила около суток назад, возможно, прошлой ночью. Никаких видимых ран на нем не было, крови тоже.