Беглый взгляд на вошедшую в зал троицу альф развеял последние сомнения — ее барса хотела поговорить с ирбисом лесника Имре, ветреного любителя этнографинь и неутомимого кляузника на фестиваль.

«Когда он поймет, кто мы, сразу начнет строчить жалобы, — предупредила барсу Флора. — Скажет, что мы его подстерегали, чтобы дать взятку и увеличить квоту приглашенных».

«Ты тоже писала жалобы, — напомнила барса. — Будете писать вместе».

Ошеломленная Флора не нашлась с ответом, отвернулась от столика, за который уселся лесник, и сосредоточилась на списке. Она пообещала Полине отправить сувениры грузовым контейнером за счет «Ирбала» — «что вы, какая взятка, это благотворительность!» — и попросила дозволение на минуточку отлучиться. Ей нестерпимо захотелось умыться — ледяной водой, а лучше бы снегом — побыть в одиночестве, успокоиться. Барса имела свое мнение, из-за чего Флора, проходя неподалеку от столика альф, замурлыкала и тут же получила ответное низкое урчание — ирбис Имре их узнал и, после короткого приветствия, предложил вместе влезть на пихту. Флора поспешно покинула зал, разбирая общую картину на детали. Имре не изменился — темные, черно-бурые волосы, чуть раскосые черные глаза, хищный прищур, тяжелый подбородок, потрескавшиеся губы и еле заметная вечерняя щетина.

Ускользнуть не удалось — она углубилась в лабиринт служебных коридоров, чувствуя взгляд и запах преследующего ее альфы. Лесник настиг ее возле пожарного выхода. Помог открыть дверь, поздоровался, спросил:

— Вы меня помните? Я — Имре. Мы виделись на фестивале.

— Помню, — ответила Флора, старавшаяся выкинуть из головы странную затею — написание жалоб на пихте.

— Я вас вчера вспоминал, — неожиданно сообщил Имре. — Хотел поговорить. Вы в этом году приедете?

Флора вспомнила о выстреле, зависшем расследовании, насторожилась и соврала:

— Не знаю. А зачем на фестивале? Вот вы. Вот я. Говорите.

6. Глава 5. Имре

Он и забыл, что Флора такая красивая и хрупкая. Залюбовался — особенно, когда та поднялась и направилась к выходу из зала. Движения были плавные, пропитанные истинно кошачьей грацией. И барса у Флоры была приветливая — замурлыкала, хотя могла бы зашипеть. Ирбис тут же воспользовался ситуацией, заурчал, описывая прелести пихт на их участке. Имре встал из-за столика, пошел следом за Флорой, отмахнувшись от вопроса Лазара: «Ты куда?» Они свернули в какой-то коридор — Имре сначала держал дистанцию, повторяя каждое движение кошки, а потом ускорил шаг, чтобы помочь открыть тяжелую дверь.

Флора посмотрела ему прямо в лицо, вызывая дрожь. Ничего не сказала — барса молчала, не мурлыкала — и Имре забеспокоился. Наверное, за красивой Флорой бегала толпа мяукающих альф. Помнит ли она лесника, с которым раза три или четыре разговаривала на фестивале? Это ведь было не вчера.

— Помню.

Ответила сухо — то ли соврала, то ли помнила не разговоры о вырубке и омоложении леса, а то, что Имре мурлыкал с этнографиней.

Накатила паника. А если даст от ворот поворот? Скажет, что на фестивале была один раз и случайно... но барса же мурлыкала... как бы им намекнуть?..

— Я вас вчера вспоминал, — надеясь, что не выглядит полным идиотом, сказал Имре. — Хотел поговорить. Вы в этом году приедете?

— Не знаю. А зачем на фестивале? Вот вы. Вот я. Говорите.

«Заткнись! — прошипел ирбис. — Ты всё портишь. Молчи!»

Они вышли в маленький внутренний дворик с одной единственной расчищенной дорожкой, которая вела к калитке в глухой ограде. Клочок тишины и сугробов, отгороженный от городской суеты. Промерзшие ветки деревьев медленно покачивались, роняли снежинки, которым не нашлось места на дружеских посиделках. Холод начал пробираться под одежду. Ирбис заурчал, уверяя голубоглазую барсу, что это не настоящая тишина, неправильные сугробы.