Другое, что их объединяет – они пишут хорошо и одинаково. Почти всегда – перед нами как бы одно и то же произведение, что у Алешковского, что у Яркевича, что у Сорокина, что у, нельзя не признать, Ерофеева.
Теперь о Лимонове. Все-таки как раз у Лимонова – больше размашистости и всяких отклонений: то с женщинами, то с мужчинами, то, извините, с неграми (хотя откуда в Америке негры? Все негры живут в Сибири: «раз в год им привозят из Житомира вышитые полотенца – и негры на них вешаются…»). К тому же Лимонов – наследует Ерофееву ЯВНО, а значит, ничего общего, кроме, скажем, чисто внешней схожести имен персонажей: Веничка – Эдичка, с ним не имеет. Поэтому и пишет НЕ СМЕШНО. Хотя из всех вышеперечисленных, вероятно, действительно самый талантливый, но и самый от Ерофеева далекий.
Примечание 2010 года.
Менять ничего не стал в тексте, но – следя за тем, что писал в последние годы, например, Яркевич, – скажу: да, он, конечно, автор одного произведения, но очень уж хороший автор и очень хорошего произведения. А Бондаренко… Люблю я Бондаренко, а с годами – все больше. Гм… по-моему, и данный фрагмент не печатался, если не ошибаюсь. Или какими-то кривыми кусками.
Конец примечания.
Страсти Ерофеевы, или Просуществуют ли «Петушки» до 2042 года?
Венедикт Ерофеев, посвятивший почти все свое творчество пьянству, пил до последнего дня (о его «Последнем дневнике» ниже) – пил мужественно и самоотверженно. Я говорю АБСОЛЮТНО СЕРЬЕЗНО. Действительно акт мужества.
Самоотречение.
Аскеза.
Уход и выход.
Расход.
Верно подмечено Немзером: «…писатель, ставший классиком при жизни, обычно раздражает изрядное число современников, в том числе и не худших…» Трагедия Ерофеева в том, что он стал классиком УЖЕ УХОДЯ ИЗ ЖИЗНИ, а потому раздражает – очень многих даже теперь, спустя восемь лет (Примечание 2010 года. Ага, спустя восемь лет. Значит, писал в 1998 году. Конец примечания.) после смерти, и будет раздражать еще очень долго, если не всегда. Причем действительно не самых худших. Объясняется все отчасти еще и тем, что алкоголизм, признаемся, все же не старая добрая традиция, обычай, характерная черта, простительная слабость etc., а именно болезнь, к тому же – хроническая и неизлечимая.
Кстати о доброй старой традиции. Вот что пишет, скажем, Иван Кондратьев в знаменитой своей книге «Седая старина Москвы: Исторический обзор и полный указатель ее достопамятностей», изданной более 100 лет назад:
«Русские пили водку не только перед обедом, но и во время обеда, и после обеда, и во всякое время дня. За этот обычай многие иностранные писатели отзываются о русских весьма дурно. И в самом деле, русский человек в старину, как и теперь, всегда находил предлог для выпивки».
Данный пассаж взят мною из главы «Старинные московские кабаки».
Не могу не процитировать оттуда еще кусочек, ибо – поэзия чистой воды и высшей пробы:
«Вот названия старинных кабаков: Истерия, Карунин, Хива, Лупихин, Варгуниха, Крутой Яр, Денисов, Наливки, Ленивка, Девкины бани, Агашка, Заверняйка, Красилка, Облупа, Шипунец, Феколка, Татьянка, Плющиха и проч.».
Ну разве не чудо – Девкины бани? Впрочем, не так давно, хотя и при большевиках, тоже были неплохие места с дивными названиями (то, правда, были не кабаки, а пивные, но по сути именно пивные при большевиках исполняли ту функцию, что при самодержавии – кабаки): «Омут» на Полянке, «Керамика» и «Пльзень» в Парке Горького, «Пиночет» возле МАИ, «Кабан» на «Новокузнецкой», «Ладья» (каждый знает), «Жигули» между Арбатом и проспектом Калинина, «Ангар» (по-моему на «Академической»), «Литучеба» на «Белорусской», «Желток» на Метростроевской, рядом с домом Тургенева, множество «Ям», «Клешней» и «Ракушек» и проч. и проч. Список мой, разумеется, неполон, но неполон сознательно – пусть каждый сам вспомнит еще 15–20 милых его сердцу гадюшников, автопоилок, а также рюмочных, шашлычных, пельменных etc.