Константин с Феней обвенчались в маленькой сельской церкви. После венчания было застолье с угощением и с большим трудом добытой водкой. Гости пили, закусывали яичницей и жареной рыбой, мясным и капустным пирогом.

У Константина на лице читалась растерянность, как будто он только проснулся и не понимал, что происходит. Феня, румяная и счастливая, в белом платье, украшенном по подолу мелкими цветочками, подкладывала мужу на тарелку то кусок рыбы, то картофелину, смотрела влюблёнными глазами.

Гости то и дело поглядывали на молчаливого Лёшу, ковыряющего вилкой яичницу, а один подвыпивший Матрёнин родственник всё приставал:

– Что, Лёшка, новая мамка у тебя теперь, да? Чего молчишь? Али ты немтырь?

Лёша промолчал, перевёл взгляд на стену, где раньше висела свадебная фотография. Теперь её не было, как видно, Матрёна подсуетилась и сняла. Лёшка тяжело вздохнул, нахлобучил картуз и вышел из дома.

На улице текла своя жизнь. Здесь можно было на минутку забыть, что тятя женился, не смотреть на этих любопытных гостей. Мальчишки за канавой играли в куру, счастливые; бабы с вёдрами толпились у колодца, набирали воду и сплетничали. Мимо проехала рыжая лошадь, запряжённая в повозку. Возница приветливо кивнул и махнул Лёшке рукой. Да это же Антип!

– Дядя Антип!

– Лёша! Иди сюда, на-ка гостинчика, лисичка передала! – улыбнулся в бороду Антип и протянул кулёчек орехов. Покосился на открытые окна, из которых неслась песня про молодого влюблённого ямщика, удивился: – Что ли праздник какой отмечают?

– Тятя женился… гуляют.

– Ну-у? Хм… что ж, бывает. Зайти надо, поздравить молодых. Подержи лошадь, Лёшка.

Тот взял Жозефину под уздцы.

– Хлебца хочешь? – Лёша вытащил из кармана краюшку, и лошадь приняла хлеб мягкими губами с ладони.

Антип вернулся, вытирая рукавом рот, видно, Матрёна за здоровье новобрачных поднесла рюмку водки.

– Ну что, Лёшка, соскучился по Яшке и Полинке? А то поехали со мной, погостишь немного. Вера Семёновна будет рада, она завсегда приветы тебе передаёт.

– А можно?

– Тятька твой разрешил… Ну как, едешь?

Лёша не стал возвращаться в дом, мигом забрался в повозку: вдруг дядька Антип передумает?

– Но-о, Жозефинушка, пошла, родимая!

Лошадь послушно тронулась.

…Они приехали в самый разгар уборки: Яшка гонял голиком грязную воду, Вера в подоткнутой юбке и опорках мыла полы.

Обернулась на стук, прищурилась:

– Господи, Лёшенька! С братцем Константином что-то стряслось?

– Ну что ты, Семёновна, почему сразу стряслось? Соскучился мальчонка, погостить приехал, – успокоил Антип, входя в дом и крестясь на образа.

– Ну слава тебе… А мы-то как соскучились!

Вера вытерла руки фартуком и поцеловала Лёшеньку.

– Яков, посмотри не отвязалась ли кобыла, а Лексей тебе подсобит. Мне с матерью поговорить надо, – подмигнул конюх.

– Проходите, Антип Николаич, – спохватилась Вера, – чаю попьём, самоварчик ещё не остыл.

Она засуетилась возле пузатого самовара в медалях, а Антип тем временем рассказал новости.

– Женился, значит, а мне молчок, – с горечью заключила Вера. – Я видела Феню, догадалась, что тяжёлая она.

– Ты его не осуждай, Вера Семёновна.

– Господь с вами, я не осуждаю. Живое тянется к живому, не век ему одному куковать. А с Лёшей-то как теперь быть?

– Поговорите с ним, решите… Феня – девка добрая, обижать мальчонку не станет. А Матрёну ты хорошо знаешь? – спросил Антип и отхлебнул из чашки.

– Матрёшку-то? Конечно. Девчонками бегали, играли вместе. Как детки родились, так уговор у нас шутейный был, чтобы поженить моего Яшку и её Феню.

– Не дождалась она твоего Якова, долго раздумывал, – усмехнулся Антип. – Ну, мне пора. Спасибо за чай.