Наташа даже не успела ей ничего сказать. Она выскочила за ней и объяснила, что ей не разрешается оставаться наедине с клиентами и вступать с ними в разговоры и что она подписала на этот предмет соглашение с переводческим агентством. Председательница опять удивилась и сказала, что это останется между ними и что же ей еще остается делать, если ей подсовывают дела прямо перед их началом?

Наташа удовлетворилась таким ответом, потому что этот пункт в соглашениях всегда казался ей дурацким. Очень часто она сидела в комнатах ожидания с русско-говорящими клиентами перед приемом к врачу – и сидеть рядом и молчать, как два истукана, казалось ей идиотизмом. Тем более медсестры, тоже не подозревающие о всяких нюансах, усаживали их вместе со словами: «Вот и славно, вы пока посидите и поговорите тут, мы вас скоро вызовем».

Но обезопасить себя все-таки надо, вдруг что случится, вдруг начнется, не дай Бог, расследование и выплывет, что переводчица и клентка о чем-то шушукались; тогда она сможет сослаться на то, что председательница сама дала ей добро. Наташа уже привыкла везде и всюду подстраховываться. Тут всего можно ожидать. Где-то она читала, что одной беременной женщине сказали, что у нее будет мальчик, и они с мужем оформили детскую в голубых тонах и накупили голубой одежды, а родилась девочка. Супружеская пара подала в суд и отсудила себе несколько тысяч.

Наташа вернулась к Марине.

– Вы не волнуйтесь, Марина, все будет хорошо.

– Я не понимаю, что им от меня нужно? Чего они ко мне прицепились? Пишут, звонят, угрожают, присылают каких-то людей, суют нос в мои дела, расспрашивают. Даже в школу лезут. – Марина смотрела на нее с надеждой.

В большинстве случаев клиенты принимали переводчиков за своих сторонников, видели в них спасителей и помощников, и это, хотя и было приятно, немного мешало – опять-таки из-за пункта соглашения, в котором «переводчик должен оставаться лицом нейтральным и беспристрастным». Но была и другая, пусть и небольшая, категория клиентов. Они переводчиков ненавидели – считали, что жизнь у них в Англии удалась, они устроились, адаптировались, выучили язык и теперь на этом наживаются, в отличие от большинства иммигрантов, бесприютных, нищих и никому не нужных.

С клиентом из «ненавидящих» Наташа столкнулась только один раз. Он злобно сказал после того, как они вышли из кабинета врача:

– Благодарить я тебя не буду. Тебе и так за это деньги платят. И не пять-пятьдесят в час, как мне на овощебазе. Муж-то, небось, англичанин? Живешь тут, как у Христа за пазухой, еще и на нас наживаешься. Прикид у тебя, смотрю, недешевый.

Наташа не нашлась, что ему ответить и очень расстроилась. И от хамства, и от несправедливости. Он-то ведь никому, собственно, за переводческие услуги не платит. Да и за медицинские тоже. И знал бы он, что на одни доходы от переводов ей ни за что не прожить и не прокормить двоих детей и что она работает еще и в доме для умалишенных стариков, где ей платят прилично, но кидают в нее ссаными трусами и где она моет обкаканные сморщенные попы! А сколько лет и сколько сил она вложила в то, чтобы утвердиться как переводчик-фрилансер!

– Марина, вы, я вижу, недавно в Англии и еще не совсем понимаете здешнюю жизнь. Я вас уверяю – они «суют нос», как вы говорите, из самых лучших побуждений. У социальных служб работа такая – заботиться о благе детей. Я не знаю конкретно, что произошло именно у вас, но если кто-то увидел, что маленький ребенок бродит один по улице или остается один дома, или у него на теле синяки – соцработники тут как тут. И – все, механизм заработал.