Четвёрка завладевала нужными местами благодаря одному парню – Роберту Мэллоу, у которого в ход шла не грубая, а хитрая сила. Он расположился самым первым из них, словно тянущий, как лидер, весь состав за собой. Этот высокий черноглазый мулат, с хорошо развитой мускулатурой и причёской афро, из-за которой его прозвали птичьим гнездом, выглядел подобающе и даже идеально для американских школ. Но не в его внешности заключалась вся фишка. Всё на самом деле просто. У него имелась куча связей, как в школьной обители, так и за её пределами. Он мог бы стать знаменитым и даже быть чьим-то кумиром, тем более американский ученик – полный гений в баскетболе. Для Роберта не существовало преград, а выступающие стены он пробивал до невозможности многочисленными связями. А ведь в заведомо проигрышном деле достойная связь обыгрывала ситуацию в нужную сторону. Роберт это понимал и этим пользовался.

Он махнул рукой в ответ, как знак приветствия или жест отгонения от назойливой мухи, и большим пальцем показал, что всё хорошо. Позади него сидела Александрия Уайлд, поглощённая чем-то и, казалось, даже не заметившая девушку, всматриваясь то ли в затылок впереди сидящего Роберта, то ли на преподавателя, она изредка что-то записывала в тетради. А затем она отвлеклась и, улыбнувшись Кларк искренней улыбкой, продолжила смотреть на затылок Мэллоу. Уайлд нравился Роберт, но при этом девушка страдала, ведь она мечтала стать монахиней. Её симпатия и мечта мешали друг другу, но однажды Александрия зареклась, что непременно выберет мечту через год, когда все они закончат школу и разойдутся. Роберт же считал своим излюбленным хобби отгородить её от такого пути, поэтому когда она посещала церковь или приюты, он всюду таскался за ней. Один раз даже вместе с девушкой стал донором. В тот день, когда они сдали кровь, Алекс сказала, что Мэллоу пытался её поцеловать.

Стоило Сильвии увидеть этих двоих, как по телу пробежало ощущение тепла, и девушка расслабилась.

Раздался всхрап, а затем послышался хлюпающий звук, словно кто-то громко и неприлично пил воду. За следующей партой после Александрии, свесив голову, расположился Эрик Ходж. Роберт захохотал и, свернув лист бумаги в комок, кинул в парня.

Преподаватель, бормотавший что-то себе под нос, скрипучим голосом прервал лекцию:

– О, Мэллоу, извольте мне остановить вас только для того, чтобы сказать вам, что, я не буду против второго снаряда, намеренно запущенного в нашего вечно-сонливого Эрика.

– О, конечно, мистер Хоул, мне не трудно, – проговорил Роберт и кинул ещё один бумажный комок. Он попал Ходжу прямо по носу. Эрик открыл глаза и сел, как ни в чём не бывало. Все уставились на него таким взглядом, который смог бы дать пощёчину. Школьники в меру своих сил терпели голос учителя по английскому, но иногда он становился невозможным, а сейчас он скрипел так мерзко, что им приходилось затыкать уши. Кто наушниками, кто не брезговал использовать пальцы. Пальцы собственного соседа.

– Мистер Ходж, прекратите засыпать на моих лекциях, – строго, но с еле заметной смешинкой во взгляде отчеканил преподаватель, казалось, он забавлялся такой реакцией учеников, – Понимаю, что моя нудная болтовня заставляет вас закрывать глаза, – “И уши”, – хотелось добавить Сильвии, – да что там вас, я и сам, порой, готов распластаться прямо на своём учительском месте, поддаваясь наступающему сновидению. Между нами, я чисто случайно могу не заметить, как вы пускаете слюни на парту, но увольте меня, если вы к этому всему ещё и храпите.

Практически все ребята в классе засмеялись. Какой бы скрипучестью не обладал этот голос, он пользовался способностью – приманивать уважение детей и подростков. Поэтому нередко он заставлял ребят хотя бы улыбаться, но Деметрий Ванберг, расположившийся самым последним из четвёрки друзей, не смеялся. Не замечая ничего вокруг себя или просто не желая отвлекаться, он молча слушал и записывал лекцию, а сейчас, всё также не обращая ни на что внимания, смотрел в окно. Сильвия время от времени поглядывала на него, стараясь придать выражению лица обеспокоенный вид, а он не замечал даже этого.