Тут прибыли два бойца с шашками на перевязях. Один аж целый сержант, рослый бывалый казачина в гимнастерке цвета старого сена, другой помладше, по-юношески розовощекий, оба в кубанках, на васильковых петлицах скрещенные на подкове шашки. Кавалеристы? Казаки.

Старший приложил ладонь к кубанке:

– Сержант Пустельга. Сто сорок четвертый кавполк. Прибыл для несения патрульной службы.

Представился и младший:

– Казак Нетопчипапаха.

Иерархов улыбнулся:

– Как-как? Нетопчипапаха? И много ты папах истоптал?!

– Фамилия у меня такая. Казачья.

– Где же ваши кони, казаки-разбойники?

– А мы пулеметчики, – пояснил Пустельга. – Из пулеметного эскадрона. Наши кони при тачанках.

Сам 144‐й полк стоял в Кузнице, в Гродно же располагался его пулеметный эскадрон. Обычно рядовые бойцы ходят в патруль со штык-ножами на поясе, но казаки прибыли со своим штатным оружием – шашками. Иерархову это понравилось – солидное сопровождение, но помощник коменданта, капитан-танкист с лицом, чуть заплывшим казенным жирком, озабоченно заворчал:

– Вы б еще с мечами приперлись! С шашками в патруль не положено. И куда я их теперь дену? В сейф не засунешь, на гвоздь не повесишь. Вам штык-ножи положены, а не сабли.

– Шашки нам по форме одежды положены, – возразил Пустельга. – А штыки – это для пехоты.

– Учить меня будешь?! По форме одежды… На парадах шашкой махай, тогда это по форме одежды. Ну ладно, в порядке исключения идите с шашками. На страх врагам, так сказать.

Капитан внимательно осмотрел гимнастерки: подшиты ли свежие подворотнички? Подшиты. Не одобрил собранные в гармошку голенища надраенных до черного блеска сапог:

– Не на свадьбу собрались. Голенища выпрямить!

Помощник коменданта принял строгий вид и вручил Иерархову схему патрулирования.

– Обращаю особое внимание на район вокзала. Здесь могут быть и транзитные бойцы, и праздношатающиеся личности из нашего гарнизона, и хрен знает кто… Ваша обязанность, товарищ военюрист, делать напоминания равным себе и младшим по воинскому званию военнослужащим, нарушающим дисциплину, если необходимо, проверять у них документы. И последнее: в особых случаях после установления личности нарушителя доставлять его в военную комендатуру. И последнее: связь с комендатурой по телефону из любого советского учреждения. Или через посыльного – бегом, аллюр три креста. Моя фамилия Семенов. Слыхали такую? Почти Иванов. Можете мне напрямую звонить. И последнее: не пропускайте и подозрительных гражданских личностей. В случае чего оказывайте содействие органам милиции.

Так, это я сказал… И последнее. В парках не отсиживаться, мороженое не лизать, цукервату всякую, лимонады и прочие лакомства во время несения службы не употреблять. Не курить. На обед – в столовую при комендатуре. После обеда час на отдых – и снова на маршрут, но уже по второму варианту. Задача ясна?

– Так точно.

– Вопросов нет?

– Никак нет.

– И последнее, но очень важное: в случае нападения на патруль имеете право применять оружие на поражение. Но надеюсь, дело до этого не дойдет. Ни пуха ни пера!

* * *

Иерархов шагал по привокзальной площади вместе со своими бойцами. Казаки с интересом поглядывали по сторонам: большой и почти заграничный город их интриговал, и особенно девушки, модные местные паненки, которые гарцевали по тротуарам на высоких каблуках.

Пустельга вдруг сбил кубанку на затылок:

– Ой, дудаки летят!

– Где? – вскинулся его товарищ.

– Дудаки летят, а дураки глядят! – захохотал сержант.

Иерархов невольно улыбнулся. Пустельга подтрунивал над своим младшим односумом при каждом удобном случае. Ребята молодые, озорные. Сам же он в свои тридцать два чувствовал себя служивым мужем, умудренным житейским опытом, всезнающим и всепонимающим. Тяжелая кобура оттягивала ремень, а он важно патрулировал: зорко высматривал в толпе людей в гимнастерках и френчах; строго следил, отдают ли честь, а также, как напутствовал его помкоменданта, соблюдают ли «все нормы ношения летней парадно-выходной формы одежды». У рядовых красноармейцев проверял увольнительные записки, у командиров – выборочно – документы. Помощник предупредил, что в городе могут быть диверсанты, переодетые в советскую форму. Это вносило особую тревожную ноту в выполнение рутинных обязанностей патруля.