На листке бумаги ханджи, на которой лежала моя голова, много раз было написано одно-единственное слово. Я не помню, как писала его, но вот оно передо мной:

Отец

Отец

Отец

Отец

Отец

Бывали дни, когда я почти не думала о нем, но случалось, вот как сегодня, я так остро чувствовала его отсутствие, что оно пронзало мне сердце, и я тонула, буквально захлебывалась в скорби. Я все еще надеялась, что он, возможно, жив, но то, что я видела прошлой ночью, поколебало мою уверенность.

Труп Хёнок стоял у меня перед глазами: сломанные ноги, вывернутые под странным углом, широко распахнутые глаза. Что могло так напугать ее, что она бросилась навстречу смерти? И кто все эти месяцы держал ее в плену?

Странное шуршание в углу привлекло мое внимание. Я обвела взглядом комнату, ожидая увидеть пробравшегося в дом лесного зверька, но вместо этого разглядела в полумраке сестру, скорчившуюся в дальнем углу у раздвижной двери. Видимо, она думала, что я сплю, и потому рылась в моем мешке. Наглая сорока – она постоянно воровала у меня блестящие вещи.

Мэволь вытащила из мешка бронзовое ручное зеркальце. Это был не обычный предмет, а настоящая роскошь. Она поднесла его к лицу близко-близко, словно хотела изучить все поры у себя на коже.

Мне захотелось прикрикнуть на нее, чтобы она не смела больше прикасаться к моим вещам, но потом я передумала. Мне нужно было выведать у нее кое-что важное. Вдруг она и правда может разговаривать с духами. А если так… пусть спросит у мертвых, кто убийца и жив ли отец.

– Хочешь, возьми себе, – предложила я.

Сестра вздрогнула и бросила зеркальце обратно в мешок.

– Нет.

Я встала из-за стола и подошла к ней.

– Могу подарить его тебе, если хочешь.

Мэволь задумалась, снова вынула зеркальце из мешка и прижала его к груди. По ее непроницаемому лицу трудно было понять, благодарна она или нет. Сестра поднялась на ноги и собралась уже уйти, но я перегородила ей путь.

– Я подарю тебе зеркальце, – повторила я, – но ты должна сказать мне правду.

Мэволь прищурилась.

– Какую правду?

– Ты умеешь общаться с духами?

– Я не слышу того, что они говорят, – медленно произнесла сестра, словно хотела предупредить меня о чем-то. – Ясно разглядеть и услышать их я не могу. Они как тени в тумане. В очень густом тумане.

– Значит, ты не знаешь, как их вызвать или изгнать?

Она опасливо глянула на дверь, и я догадалась, что ей хочется признаться в чем-то, чего шаманка бы не одобрила. Сестра пожала тоненькими плечами.

– Я не знаю, как работают заклинания. Шаманка Ногён говорит, что они действуют. Одно я знаю точно: я дарую людям надежду. И я не сомневаюсь, что духи существуют.

Я внимательно разглядывала сестру. Отец говорил, что пять лет назад Мэволь устроила истерику и отказалась идти в лес, сквозь который надо было пройти, чтобы попасть на могилу к дедушке. Видимо, она почувствовала нечто зловещее в лесу.

Когда позже обнаружили тело Сохён, отец поверил, что Мэволь чувствует присутствие потусторонних духов, но мне было сложно себе такое вообразить. Я часто ловила себя на том, что с недоверием читаю письма Мэволь, если она рассказывает в них о духах. Многие в Чосоне воспринимали это другое измерение, как вторую реальность, я же сомневалась, что она существует. Как можно верить в духов, если они невидимы?

– Я тебе не верю, – тихо прошептала я. Мэволь не услышала, она заботливо протирала новое зеркальце.

Я потуже затянула пояс ханбока, который почти не снимала с начала путешествия, потом расчесала волосы, пока они не стали мягкими и податливыми, как шелк, скрутила их в пучок на макушке и проткнула серебряной булавкой. Булавкой отца. Вслед за этим взяла черный кат