– Команда вспомогательной станции «Арамис» в составе Ираиды Монаховой – начальника и космобиолога, Симоны Жервез-Агеевой – кибермеханика, Ады Шлезингер – уполномоченного по досмотру грузов и Паолы Пинкстоун – стюардессы рада видеть вас у себя на борту. Сейчас прошу всех пройти в боксы биологической обработки, после чего прошу вас в салон. – И Ираида Васильевна улыбнулась так по-домашнему, по-земному, что гости не могли не ответить ей тем же, и тоже улыбнулись: капитан сдержанно, второй пилот – ослепительно, а Пино – криво, как всегда.

– Нет ли у вас на борту живых существ, капитан? – задала Ада традиционный вопрос.

– Нет. Груз – контейнеры с кормонилитом. Все данные о характере груза, в том числе и о его активности, в бортовом журнале.

Формальности были окончены, космолетчики поступали в распоряжение Ираиды Васильевны, теперь уже не командира, а врача.

– Прошу вас. – Она повернулась и пошла в правый коридор, и трое в скафандрах тоже повернулись и послушно затопали рядом с ней.

Симона щелкнула пальцами по синтериклону:

– Что новенького, Мортусян?

Тот поотстал, поднял руку к затылку и почесал гермошлем.

– Да вот говорят – на вашей «Аляске» клопов развели…

Симона махнула рукой, устало промолчала – редкий случай, и, проводив глазами космолетчиков, пошла снимать глупый, небесного цвета, костюм. Когда эти парни вылезли из своей телеги, все стало на свои места, и пропало то смятенное, неразумное и тревожное наваждение, что «Бригантина» – вовсе не «Бригантина», а другой, оплавленный и изуродованный корабль, вернувшийся вопреки всякой логике и математике и благодаря какому-то парадоксу Пространства, который должен же, черт побери, существовать для таких людей, как ее Колька…

Два одинаковых золотисто-коричневых «гнома», работающих по зеркальной программе, подали фрукты. Дэниел отказался; Мортусян потянул огромную кисть винограда, которая позволила бы ему до конца вечера не вступать в разговор. Санти выбрал на редкость аппетитный персик и, живо обернувшись влево, хотел было предложить его Паоле, но наткнулся на синтериклоновую пленку и так естественно упомянул чертей в количестве что-то около четырехсот штук, что все засмеялись.

– Простите, мисс, – проговорил он, великолепно смущаясь, – надеюсь, вы дадите мне возможность загладить мой промах где-нибудь на Земле?

«Вот как славно, – искренне порадовалась Ираида Васильевна, – и голубой „космический“ костюм Паше к лицу, и этот румянец… И сам О’Брайн улыбается. Все будет хорошо, все еще будет хорошо».

«А что, – думала Симона, – пусть не журавль в небе, зато синица в руках. И какая синица!»

Ада смотрела на них, безмятежно приподняв брови: «А ведь это игра. И игра на самом высоком уровне. Только – зачем? Не ради же интрижки с маленькой стюардессой?..»

В салоне было не слишком светло и удивительно уютно; невидимая пленка синтериклона, разделявшая стол, не мешала общей беседе, так как была абсолютно звукопроницаема. И сама беседа была уютной, неторопливой, домашней. Говорили о Венере, к которой здесь, у «Первой Козырева», относились несколько снисходительно, по-соседски, словно она находилась в той же системе вспомогательных станций и была притом не лучшей из них, говорили о Марсе, Ио и Ганимеде.

– А марсианские рудники, вероятно, придется прикрыть, – сказала Симона, возвращая разговор к прерванной теме. – Это возле Сахарского хребта, ваш кормонилит как раз там и добывают. Так вот, за прошлую неделю туда пожаловало уже два браконьера. А охрана там – из «Независимой компании». Хорошо, что ваши ребята вовремя спохватились, выволокли их из зоны действия машин.