– Беги, беги!
Они знали, что кузнец не слышит их, но также знали, что он чувствует их поддержку, как бы далеко он ни ушел. Ведь его победа стала бы победой всех. Они отчаянно надеялись, что ему удастся обрести свободу.
Этот день был очень долгим.
А ночь – бесконечной.
Леон Боканегра смотрел на звезды, и каждый раз, когда одна из них стремительно пролетала по небу, он молился, чтобы она помогла храброму человеку из Касереса найти путь к свободе.
Но в глубине души он знал, что на этот раз звезды не услышат его.
Это была слишком надежная тюрьма.
Его дух, как и дух большинства его товарищей, был тесно связан с духом человека, который изо всех сил искал свободу, но разум подсказывал, что, несмотря на невероятную силу и решимость кузнеца, у него не было ни малейшего шанса обмануть своего беспощадного преследователя.
Тот, кто способен выследить слабый след змеи или победить гепарда на его территории, вряд ли упустит тяжелого беглеца, уже начавшего петлять, не способного идти прямо.
Кандидо Сегарра, городской житель и долгие годы моряк, не знал, что в пустыне, лишенной ориентиров, человек, шагая прямо, неизменно склонен отклоняться влево, поскольку одна нога обычно немного короче другой. Если не корректировать курс, он рано или поздно вернется туда, откуда начал.
Юба бен-Малак, рожденный и выросший на бескрайних равнинах, прекрасно знал об этом. Когда ночь полностью закрыла их, он свернул на юго-запад, прошел три часа в темноте и заставил своего мехари опуститься на колени. Прислонившись к нему, он терпеливо ждал рассвета, чтобы забрать свою жертву.
Кандидо, измотанный и жаждущий, встретил рассвет с надеждой на свободу, но лишь издал хриплый вопль отчаяния, увидев, что лучи солнца освещают перед ним фигуру туарега с длинной винтовкой на коленях.
Как это могло быть? Почему солнце вставало перед ним, если он был уверен, что шел всю ночь в противоположном направлении?
Он никогда так и не узнал, что одна из его ног была чуть короче другой.
Одним выстрелом «Владыка Народа Копья» снес ему голову, а затем быстрым ударом острой сабли отделил ее от тела.
Когда голова упала к его ногам, Эметерио Падрон лишь хрипло произнес:
– Двое.
Третий умер от истощения, устремив взгляд на мириады звезд холодной ночи Сахары, а четвертого ужалила рогатая гадюка. Он остался лежать посреди каменистой равнины, с опухшей ногой, ожидая своей кончины в ужасных муках, даже без утешения нескольких глотков воды, чтобы утолить невыносимую жажду.
Туареги считали, что вода – слишком драгоценное благо в столь удаленных от источников местах, чтобы тратить ее на тех, кто все равно не доживет до утра.
Следующей жертвой стала девочка, младшая дочь «Владыки Народа Копья». Он приказал похоронить ее под грудой камней, чтобы шакалы и гиены не добрались до ее худого тельца.
Он присутствовал на похоронах с тем же невозмутимым видом, с каким он, казалось, принимал все жизненные испытания. Туберкулез, унёсший жизнь маленькой девочки, он воспринимал как одно из тех неизбежных бедствий, с которыми его народ сталкивался ежедневно.
Единственное, что могло бы спасти девочку от страшной болезни, – жир из горба верблюда. Но отец знал, что не может ставить под угрозу выживание остальной семьи, жертвуя ценное животное каждые четыре дня ради попытки вылечить самого слабого и беззащитного члена семьи.
Если воля Аллаха состояла в том, чтобы она умерла, ничего больше нельзя было сделать.
После каменистой равнины открылся «песчаный океан» с дюнами, которые были такими высокими, что больше напоминали окаменевшие горы. Затем их путь пролегал через скалистый массив, где они следовали следами древних караванов, пока снова не оказались перед бескрайней равниной.