Осень 1963 года. Пятый курс истфилфака Благовещенского пединститута отправляется на полугодовую педагогическую практику в школы области. Впрочем, практика продлится весь учебный год, только одна часть студентов будут проходить ее до Нового года, а другая, сменив «забойщиков», – до последнего майского звонка.

Еду в Тамбовку, где живет и работает мой отец, где я оканчивал школу, где год назад расстался навсегда с мамой… В маленьком чемоданчике, так называемой «балетке», – учебники и пособия для уроков, здесь же – тетрадка со стихами. Я уже печатался в институтской многотиражке «За педкадры», где два года исполнял обязанности ответственного секретаря. В глубине души давно уже понимал, что после окончания института учителем работать вряд ли стану, мечталось о профессии журналиста. Ну а получить филологическое образование в ту пору у нас в области можно было лишь в пединституте. Так что практика меня занимала постольку поскольку: хотелось новых впечатлений после спортивного лета, когда мне удалось в очередной раз стать чемпионом области по легкой атлетике и поездить по стране на крупные соревнования.

Дома в родной школе, в окружении старых наставников, в общении с молодыми учителями, нахлынули новые мысли и чувства, пришло вдохновение. И тетрадка со стихами стала пухнуть прямо на глазах. Одним их первых появилось тогда программное, как я его определял, стихотворение «Приамурье». Читая Комарова, Цирулика, Завальнюка, захотелось сказать о родных местах что-то свое.

Приамурье

Ночь такая белая от инея,

От луны, упавшей на межу…

Приамурье, лишь тебе доныне я

Сердцем и умом принадлежу.

Край родной с оврагами и ширями,

С голубыми пятнами озер,

С детства я тебя мечтами вымерял,

Да не все прошел до этих пор.

По тебе скучал средь южной зелени,

Где морской бурунится прилив.

Одного хотел я: чтобы спели мне,

Как Амур спокоен и красив.

Я к тебе летел сквозь расстояния,

Через паровозные гудки,

Чтоб прийти, робея, на свидание

С духом древней песенной реки,

Чтоб сказать простое «Здравствуй!» рощицам,

Синим сопкам и глухой тайге,

Чтоб весной над Зеей не поморщиться

Мне от ветра по большой шуге.

А когда кругом багульник вспыхнет

И меня согреет этот жар, —

Сердце на мгновение затихнет,

Молод ты иль безнадежно стар.

И пойдет, пойдет кружить-метелить

По садам черемушным дождем.

Обновят свои иголки ели,

Защебечут птицы знойным днем.

Отдрожит в мари степной пшеница,

Отцветут нехитрые цветы…

День короче, дольше вечер длится.

Лето, быстро промелькнуло ты!

И, храня терпение большое,

Средь октябрьских ранних холодов

Убирают хлеборобы сою —

Вплоть до первых девственных снегов.

………………………………

Ночь такая белая от инея,

От луны, упавшей на межу.

Приамурье, лишь тебе доныне я

Сердцем и умом принадлежу.

1963, сентябрь, Тамбовка.

Масштабность этих строк сменила тема предстоящего скорого расставания с институтом, который тоже стал родным – столько с ним было связано в яркие годы юности! А разве забудешь пожар осенью 1960 года, который лишил нас на два года родных стен и прибавил к обычным студенческим хлопотам и строительные заботы… Стихи писались как некое обращение к тем юношам и девушкам, которые сменят нас на студенческой скамье.

Наш институт

Он большой, торжественный и строгий,

Я когда-то робел у его порога.

Наш отец – он вырастил многих,

Наша совесть – судил он строго.

Он дарил нам веселые песни,

Он вручал нам глубокие мысли,

Горе, радость делили вместе,

С ним мужали и вместе выросли.

Он два раза рожден на свете —

Мы подняли его из пепла.

Наш союз нерушим и светел,

Наша дружба в беде окрепла.

Он теперь ожидает новое

Молодое племя студентов.