«Амурская правда», 6 июня 2000 г.

P. P. S. Прошло еще четыре года мытарств старого заслуженного ветерана войны и труда. По мере сил собратья А. Терентьева по творчеству, а пуще того супруга Лидия Ивановна, немногочисленные оставшиеся в живых родные и близкие люди, друзья-фронтовики, как могли, толкали бюрократический «воз» из последних сил. А сил становилось все меньше и меньше, особенно у Андрея Григорьевича. Уже и не верилось, что наши хлопоты увенчаются успехом.

31 января 2004 года в «Амурской правде» был опубликован очерк об А. Терентьеве «После Сталинграда я начал уважать немцев». Опускаю повествование написавшего очерк журналиста П. Кижаева. Позволю себе лишь процитировать прямую речь Андрея Григорьевича. Столько в ней человечности, лишь сильные духом люди могут так говорить о своих противниках.

«На Сталинградский фронт я прибыл сразу после окончания военного скороспелого училища. Открывались такие в войну для фронтовиков. Понятно, офицеров на фронте не хватало, особенно младших. Лейтенанты погибали часто.

Ситуация в моем полку после боев в Сталинграде сложилась непростая: полк понес немалые потери, да и техника пострадала – несколько боевых установок или сгорели, или оказались безнадежно искалеченными. Сам полк раздерган примерно на восемьдесят километров между двумя деревнями. А тут еще пленные…

Наша разведка ошиблась: в окружение попало не девяносто тысяч, как предполагали вначале, а триста тысяч вражеских солдат и офицеров. Наше командование не рассчитывало на такой «прилив» пленных, и, естественно, не могло обеспечить им кров над головой и маломальское питание. Какое! Своими ранеными землянки были забиты… Вот тогда я и насмотрелся на немцев, румын и итальянцев.

Представьте себе вереницу пленных, которая растянулась на семьдесят километров. Одетые (вернее сказать, «раздетые») в насквозь продуваемые шинелишки… У некоторых поверх сапог или ботинок сплетенные из соломы или веревочек боты. Наши конвоиры шли с опущенными вниз автоматами: все равно никто никуда не сбежит…

Были и такие моменты. Я сам их наблюдал. Когда пленные переходили овраги, внизу почти всегда оставалось несколько обессилевших солдат. На это конвоиры смотрели равнодушно. Да и что в таком случае они могли сделать?.. Тут я невольно испытал некоторое даже уважение к немцам: они не бросали своих обессилевших товарищей. Поднимали их и, поддерживая, упрямо шли туда, куда их вели конвоиры.

Зато румыны и итальянцы являли собой самое жалкое зрелище. Если падал кто-то из них, то недавний его же товарищ подбегал и сдергивал с него, еще живого, шинель и накидывал на себя. Сказывалось звериное правило войны: «Если товарищ упал – снимай с него шинель. Пока он живой, одежда теплая».

Юбилеи А. Г. Терентьева (75 лет) и О. К. Маслова (65). Слева направо:

Валерий Побережский, Олег Маслов, Алексей Воронков, Андрей Терентьев, Игорь Игнатенко, Галина Беляничева, Станислав Федотов, Борис Машук, Александр Бобошко. 1997 г.

После погрузки пленных в вагоны конвоиры рассказывали, что, когда в вагоне оказывалось хотя бы треть немцев, они выбрасывали наружу всех итальянцев и румын. Не хотели быть с ними вместе. Немцы считали их главными виновниками своего поражения. Румынские и итальянские части держали фланги, а по флангам наши и ударили…

Часть пленных, в основном итальянцев, оставили в Сталинграде убирать убитых. Гора трупов, как сейчас помню, возвышалась до второго этажа. Ко всему привыкшие сталинградцы проходили мимо трупов не задерживаясь. Для меня же это было страшное до жути зрелище. А я ведь был уже не мальчик! Повоевал. И всякое видел. Но здесь так и хотелось спросить пленных, обессиленных, обмороженных: