– Кроме?

– …творца, который ее создал. Только он может пробудить, поднять и заставить танцевать всех золотых богинь во всех своих творениях индивидуально и массово. И поверь, когда-нибудь этот танец исполнится и будет кульминацией величайшего творчества.

– Ты видела его? Творца?

– Ее? Нет.

– Она? Почему ты говоришь о творце в женском роде?

– Кто может быть более великим творцом, чем мать?.. К ней можно стремиться, можно прожить не одну жизнь в неутомимых, но бесплодных поисках, можно молиться и истязать ум и тело. Но только она решает, дозволить ли узреть себя.

– Тогда… я видел ее.

– Ты? Видел? Ее?

– Ну да, ее. В наговском хранилище.

– Где-где?

– Ну, мы были у нагов…

– Подожди, подожди. Кто такие наги?

– Ну…

Ленни только собрался с мыслями, но чивани остановила собственное любопытство:

– Потом обязательно расскажешь. А сейчас помолчим.

Она поднесла указательный палец к губам. Наступила тишина, долгое и мгновенное состояние реальности. Она вливалась в голову, раздвигала мысли и заполняла благодатью, покоем и радостью.

Солнце окончательно и бесповоротно заняло свое место на небесном престоле, сияя гордо и величественно. Его приказу жить подчинялось все живое. Растения тянулись к нему своими листьями. Отдаваясь ласковым лучам, они благодарно рождали живительный кислород. Цветы, наполняя воздух зовущим благоуханием, привлекали к себе мириады насекомых, спешащих насладиться их доступной сладостью и быстро увядающей красотой. Над ними возвышалось сразу три радуги.

Лица дваждырожденных людей светились застывшей полуулыбкой, их блаженству не было границ. Их золотые богини тоже стремились к солнцу.

Опять стало жарко. Одежда давно на них высохла. Довольно посмеиваясь, чивани легонько толкнула локтем Ленни под бок, выведя из состояния тишины и окуная в мир:

– Вот так сказка становится былью, суеверие – непреложным фактом, а невероятное – очевидным.

Затем она неспешно поднялась, убрала уже высохшие пледы в фургон, закрыла дверь, подняла лестницу, накормила кур, заперла и их, сильно подергав висячий замок, запрягла коня.

– Ты доволен?

– Да, но я не успел поблагодарить твоих сородичей за гостеприимство.

– Оставь здесь гитару, – чивани показала на не опаленную огнем землю, где они стояли, – хороший инструмент у цыган завсегда в почете. Вернутся, заберут, примут благодарность.

Жестом она направила собак, жавшихся к ее ногам, к человеческому жилью:

– Ну же, бегите туда.

Они завертелись вокруг ее ног, поскуливая, поджав хвосты и умоляюще заглядывая ей в глаза, и никак не могли решить, остаться рядом с ней или бежать в сторону города.

– Ну! Я кому сказала? Вперед! Туда, – чивани громко хлопнула в ладоши, а затем и даже притопнула от нетерпения.

Все собаки, сначала нерешительно оглядываясь, с обиженным тявканьем и подвыванием, а потом быстро с нарастающей радостью от предстоящей встречи с обитателями табора, помчались к близлежащим домам, где гомонили цыгане.

Чивани усмехнулась, уселась на козлы сама, жестом пригласила своего новоиспеченного ученика сесть рядом и направила фургон по дороге в сторону австро-венгерской границы.

A потом начались будни.

Обычно они спали возле костра, а в ненастье в фургоне, который чивани называла вардо.

Фургон английских цыган-трэвелерс был однокомнатным домом, внутри столь же богато отделанный, как и снаружи. Везде так любимые цыганами всех стран резьба, позолота, статуэтки, шкатулки, кружева, тесьма, бахрома. Слева от двери печь для обогрева и приготовления пищи с трубой, выходящей на крышу, место для дров и полки для кастрюль. Напротив двери двухъярусная кровать с перинами, толстыми шерстяными одеялами, сшитыми шкурами, большими пуховыми подушками и яркими лоскутными покрывалами. У ее изголовья кованые светильники с диковинными абажурами. И на полу, и на стене, где приютилась кровать, пушистые теплые ковры. С одной длинной стороны фургона резной сундук, а над ним откидной стол и полки с яркой расписной деревянной посудой. С другой – стена с полками от пола до потолка, заставленные коробками и банками всяких размеров, из-под крышек которых едва чуялись самые разнообразные запахи, от тонких и изысканных до грубых и резких. С узорчатого потолка свисали пучки сухих, полузасушенных и свежих трав. Возле стола стоял стул с резной спинкой похожий на трон. Под ним поместился даже маленький пуфик для ног с вязаной накидкой, который выдвигался по надобности. Личные вещи и одежда хранились в ящике похожем на комод с выдвижными полками, который отлично вписался под кровать. Этот дом делал человек с ярко выраженными инженерно-изобретательскими наклонностями. На каких-то шести квадратных метрах все было расположено компактно и удобно, со своеобразной красотой. Есть все, что нужно, и ничего лишнего. Чисто, уютно, свежо. Все запахи смешивались в один насыщенный, пряный, успокаивающий аромат.